Пётр фыркнул:
— В море — завертит. Флот для этого нужен морской, настоящий, с глубокой осадкой.
— В полста судов, мин херр, — мечтательно добавил Данилыч.
Пётр рассмеялся.
— Не мало?
— Нам, мин херр, этого доброго никогда много не будет.
— А деньги на это доброе где брать?
— Обложить чванливых, ленивых, строптивых, спесивых, купцов, попов к простых мужиков… С миру по нитке — голому петля!
Резко мотнулись носки валенок. Нахмурившись, Пётр прикрикнул:
— Не балагурь! Не до этого!..
В конце октября Пётр собрал в Преображенском бояр. Сказал им коротко, по записке:
«Ничто же лучше мню быть, еже воевать морем, такоже зело близко есть и удобно многократ паче нежели сухим путём. К сему же потребен есть флот в сорок или вяще судов».
А 4 ноября было другое сидение, не по прадедовскому обычаю — с иноземцами.
Было приговорено:
«Корабли сделать со всею готовностью, и с пушками, и с мелким ружьём, а делать их так: патриарху и монастырям с 8000 крестьянских дворов — корабль: с бояр и со всех чинов служилых людей с 10000 крестьянских дворов — корабль; гостям и гостиной сотне, чёрных сотен и слобод, беломесцам и городам вместо десятой деньги, которая с них собиралась в прошлых годах, сделать 12 кораблей со всеми припасами».
И дело пошло.
Бояре, помещики-вотчинники, торговые люди, монастыри стали складываться, составлять «кумпанства», чтобы общими силами вести строительство кораблей.
В начале 1697 года десятки тысяч плотников, столяров, кузнецов и других работных людей стали стекаться к государеву делу — рубить корабли. Сгонялись они в Воронеж, в село Чертовицкое, на пристани Романскую, Ступинскую и ниже по Хопру и по Дону.
Началось невиданное и неслыханное в России новое дело — «строение великим иждивением кораблей, галер и прочих судов». И «дабы то вечно утвердилось в России, повелел государь некое число молодых послать в Голландию и иные государства, учиться архитектуры и управления корабельного».
Пятьдесят молодых людей родовитых фамилий снаряжены были, пока что, с этой целью за море.
— Набрать бы и мастеров иноземцев, — советовал Данилыч, угадывая мысль государя. — А? Как, мин херр?
— А кто их будет отыскивать, нанимать? — сердито, давно мучаясь этим вопросом, спрашивал Пётр. — Дьяки да бояре?.. Ну какой толк они знают в таких мастерах?
— Это верно, — соглашался Данилыч. — На дьяков да бояр полагаться в таком деле нельзя.
— Вот об этом и толк. А потом — послал я своих молодых к иноземцам в науку. А как они там обучаются? Кто это может проверить? Надобно, чтобы прежде кто-то из наших всё разузнал, всё прощупал бы там, до всего бы дошёл, докопался бы до самых корней!..
— Кто же может такое свершить, — вставил с ухмылкой тотчас понявший, я чем дело, Данилыч. — как не сам шкипер да бомбардир да капитан Пётр Алексеев?!
И после того, как довольный Пётр хлопнул его по плечу, он прибавил:
— Дорогого стоит, мин херр, — самим посмотреть да толком узнать, что у них стоит там перенять. А то как бывает: полетели за море гуси, а и прилетели — тож не лебеди!
11
Отрезанная от связывающих с Европой естественных выходов Россия, эта огромная страна, раскинувшаяся до берегов Ледовитого океана на север и реки Амура — границы Китайской Срединной империи на востоке, вынуждена была стоять в стороне от бурных течений, что на Западе разрушали средневековые феодальные отношения, расчищая дорогу хозяйственному и культурному росту.
Не раз, пытаясь расправлять свои могучие плечи, тянулся к морям Русский Витязь, но, осаждаемый со всех сторон и турецко-татарскими ордами и шайками немецких, шведских, польских, литовских захватчиков, он вплоть до конца XVIII века вынужден был отбиваться от внешних врагов, борясь за свою независимость. И это отнимало у него чуть не последние силы и средства.
Потому в отрезанной от Европы и осаждаемой врагами России в это время ещё цвели полным цветом средневековые, сковывающие жизнь народа порядки. Приказы как они сложились при Иване III, так и застыли, верша по старинке все дела в государстве. И войско московское во многом ещё отставало от западных армий, особенно в организации, да и в вооружении тоже, что весьма осложняло борьбу с врагами Русской земли.
А скрытые возможности роста, что таились и зрели в сильнейшем и способнейшем русском народе, были, кто понимал, превеликие. Недаром шведский король Густав-Адольф в начале XVII века писал: