Любому полицейскому нашего времени фамилия Комарова известна ничуть не хуже, чем к примеру Чикатило, так что удивляться моим познаниям на сей счёт нельзя.
Что самое важное – я ведь знал и примерный адрес маньяка. Он жил где-то на Шаболовке, а та врезалась мне в память по другой причине: огромного количества телепередач, сделанных на Шаболовке 37, которые я смотрел в детстве.
Однако тут возникал другой вопрос – моего послезнания явно недостаточно, чтобы выписывать ордер на арест и ехать брать маньяка. Тот же Трепалов закономерно спросит, а откуда ты, товарищ Быстров, знаешь, кто убийца и где он живёт, и тогда я вряд ли смогу ответить хоть что-то внятное. В историю о моём ментовском прошлом, вернее – будущем, он вряд ли поверит, будучи человеком сугубо материалистического склада.
Так что этот вариант отпадает сразу. Но это не значит, что я оставлю маньяка в покое и позволю событиям развиваться своим чередом.
Если тот убьёт ещё кого-нибудь, получается, что несу ответственность за эту смерть.
Значит… значит, надо включиться в расследование так, чтобы оно быстро вышло на маньяка. И я просто обязан направить процесс в нужное русло.
Люди Николаева уложились гораздо быстрее, указанного им срока. Уже минут через пятнадцать на наших столах стремительно вырастала гора документов.
При виде её, мне стало плохо. Если пойти по стандартной процедуре: принять всё это хозяйство по описи, проверить, подписать акты, потом приступить к изучению – я из кабинета не выйду до конца следующей недели. А за это время Комаров может снова отправиться на охоту, погибнет ни в чём не повинный человек.
Меня аж заколотило.
Как… Как вырваться отсюда, махнуть на Шаболовку, найти адресок этого вонючего урода… Попробовать проследить за ним что ли, если повезёт – застукать с поличным. И тогда его песенка будет спета. Громкий судебный процесс, смертельный приговор, и его исполнение штатным палачом ГПУ-НКВД Петром Магго… справедливость, пусть и запоздалая, потому что двадцати человек уже точно не спасти.
А ведь поймали Комарова точно не в этом году. Дай бог памяти, в 1923-м. То есть ему ещё колобродить и колобродить, если я не вмешаюсь в привычный ход истории.
Так, что я ещё помню об этом деле… Оказывается, довольно много. Пусть официально Комаров считался извозчиком, но клиентов возил редко. Чаще просто околачивался на конной площади. Лошадь у него была холёная, неудивительно, что к нему обращались с предложением продать. Москвичей Комаров не убивал, предпочитал иметь дело с приезжими одиночками из деревень, которые искали себе коня подешевле и получше. Само собой, такого можно купить разве что у конокрадов, потому потенциальные жертвы охотно соглашались на разговор тет-а-тет.
Комаров вёл жертву к себе, посидеть, поговорить, оформить бумаги, спрыснуть договор самогонкой. Человек видел красный угол в иконах, благообразную супругу Комарова, то, как убийца истово крестится и молится, проникался к ним доверием. Дальше… дальше в ход шёл молоток и заранее подготовленная рогожа, потом, когда цена на рогожу выросла, маньяк стал пользоваться специальным корытом, чтобы не оставлять в доме кровавых следов.
Что хуже всего, супруга Комарова, любившая хорошо покушать и пожить, добровольно ему помогала. Нет, не убивать, а лишь прятать трупы, но разве этого не достаточно?
Убийство этот изверг поставил практически на конвейер: пятнадцати минут ему хватало на то, чтобы расправиться с жертвой, раздеть, особым образом связать и упаковать в мешок.
Сначала тела закапывал в земле возле дома, потом, когда тел стало слишком много, стал возить и бросать в Москва-реку.
Никогда ни о чём не переживал, угрызений совести не испытывал. Жертв называл «хомутами», а на вопрос следователя, который вёл это дело, не жалко ли ему было убивать людей, маньяк усмехнулся и спросил, жалко ли следователю убивать кружащихся рядом мух…