— М-м-м… — уже гораздо уверенней промычала бабуля и поморщила нос от резкого запаха. — М-м-м-м? — и наконец открыла глаза. — Вася? Я… что… а?
— Ты потеряла сознание, бабуль.
— Правда?
— Правда. На, пей, — я вручил ей стакан с корвалолом, а второй поставил на тумбочку рядом и отошёл на пару шагов.
Больно было видеть бабу Зою в таком состоянии, но отрадно от того, что она постепенно приходила в себя. Бабушка была женщиной в теле. Пусть и без перебора, но на сердце это по-любому влияло. Ещё и возраст.
Пила она маленькими глотками, охала, ахала, отдувалась, и наконец:
— Письмо, — сказала она, резко распахнув глаза и уставилась на собственную руку. — Ты читал?
— Нет, — коротко ответил я, оставив все свои догадки при себе. — Что-то случилось?
— Познание порождает страх! — ответила бабушка, воздев руку с письмом к потолку. — А я сегодня познала очень многое.
Ну слава яйцам, окончательно в себя пришла. Пробудился боевой дух престарелой космодесантницы.
— Вася, мне нужно кое-что тебе рассказать.
— Конечно, бабуль, — кивнул я и присел на корточки рядом с её креслом. — Рассказывай.
И она рассказала.
Не буду ходить вокруг да около, но с её слов получалось, что я бастард некого графа Орлова. Виктор Степанович, — так звали графа, — много лет ухаживал за моей матерью, дарил дорогие подарки, часто вывозил отдыхать заграницу, а какое-то время даже сожительствовал с ней здесь, в Столице.
— Любил без памяти, — бабушка даже улыбнулась. — Я в этом уверена, Вась. Не могла я тогда ошибиться, иначе не подпустила бы его к моей Дельфинке на пушечный выстрел.
Причём целый год этой безмятежной идиллии я умудрился застать во младенчестве, но-о-о-о… До свадьбы дело так и не дошло. Да и вообще, граф внезапно пропал и женился на другой девушке, — из своего круга, так сказать.
Мать долго не горевала, поскольку на следующий же день после свадьбы Виктора Степановича погибла в автокатастрофе. И есть у моей бабушки подозрение, что это не было случайностью.
— Но что я могла доказать? — у Зои Каннеллони задрожали губы. — И куда мне тягаться с целым графским родом без денег и без связей? Попробуй я что-то вякнуть, они могли бы вернуться и за нами! О тебе-то они вообще не знали, понимаешь?
— Понимаю.
— Терпимость — признак слабости! — с яростью выплюнула бабуля. — Но я просто не могла рисковать тобой!
— Успокойся, бабуль, — я взял её за руку. — Я правда всё понимаю.
— Ты взрослый.
— Я взрослый, — не стал спорить я с высоты сорока лет прошлой жизни. — А что в письме-то?
— А в письме весточка от графа.
И бабушка зачитала. В тексте мой биологический отец раскаивался во всём и признавал, что я действительно его отпрыск. А заканчивалось письмо так:
— «…сейчас я нахожусь на смертном одре. И прошу вас, Зоя Афанасьевна, простить меня за всю ту боль, что я причинил вам и вашей семье. Поверьте, я позаботился о том, что теперь всё будет хорошо», — закончила бабушка.
— Ага, — кивнул я и задумался.
Мысли понеслись вскачь. Баба Зоя пусть и не была одарённой, но сейчас как будто бы их прочитала.
— Вась, ты только не суйся к ним, ладно? — попросила она.
Врать или не врать? Стойкий запах корвалола и нашатыря подсказал мне, что лучше всё-таки врать.
— Хорошо, бабуль, — ответил я, а сам продолжил размышлять.
Думаем.
Старый граф умирает и в предсмертной записке намекает на всякое-разное. Позаботился, говорит. Всё будет хорошо, говорит. Ну допустим. Тут же следом на его бастарда совершают покушение, причём вот такое — через инсценировку. И! Судя по словам бабушки, любил граф мою мать, а женился по расчёту.
Так… Так-так-так…
Я вижу примерно следующую картину: жил да был Виктор Степанович Орлов, никого не трогал, строил свой счастливый быт. Но тут кто-то из старших Орловых надумал ему женитьбу, которая поправила бы дела рода. Отказаться было нельзя, а единственную помеху, — то бишь мою мать, — вырезали. И вот, спустя много лет и лишь под конец жизни, граф нащупал свои яйцы. Под «позаботился» я подразумеваю, что какую-то часть наследства Виктор Степанович завещал мне в прощальном порыве благородства. За что, — в свою очередь, — господа Орловы решили меня вальнуть.
Отличный план. Надёжный, как швейцарские часы.
Правда вот, случились ошибки. Две. И обе непредсказуемые. Первая — это письмо, которое граф отправил бабушке, а вторая — моё вселение в Васю Каннеллони.