Она проплакала почти весь день. Я всё время сидел рядом, иногда Она брала меня на руки, обнимала, крепко прижимая к себе, и вытирала слёзы о мою шерсть. Я не люблю, когда меня тискают, но это было единственное, что я мог сделать для Неё тогда.
Такие дни стали повторяться. Проходил месяц за месяцем, и Их ссоры становились всё чаще. Всё громче. И всё более жестокими… Однажды я услышал крики, и, не дожидаясь, как обычно, пока Он уйдёт из дома, я протиснулся в приоткрытую дверь. Оказался в комнате я ровно в тот момент, когда Он замахнулся, подняв руку над Её головой.
Конечно, я прекрасно знал, что меньше его во много раз и в прямой схватке у меня нет ни единого шанса, но что-то перевернулось внутри меня: я вспомнил все те дни, когда Она плакала, Её красные от слёз глаза, дрожащий голос… Прокусить человеческую кожу оказалось гораздо проще, чем я предполагал. Я вцепился в Его руку клыками и что есть мочи рвал когтями. Человеческая кровь оказалась солёной и противной на вкус. Он кричал ещё громче обычного, пытаясь отодрать меня от себя, но я лишь сильнее хватался за уже разодранный в клочья рукав.
А потом всё резко исчезло. Я обо что-то стукнулся. Обо что-то твёрдое и холодное. Перед глазами потемнело, во рту собралась горечь, и…
Так я оказался здесь, за радугой, в этот раз.
Я бы мог остаться здесь и ждать её прихода. Она обязательно придёт за мной. Так всегда бывает с тем, кого мы называем своим Человеком. Иначе быть не может. Я мог бы сидеть на этой зелёной поляне, смотреть за бабочками или даже ловить их, а потом уйти вместе с ней туда, куда уходят все люди.
Но я не могу. Я должен вернуться. На свой страх и риск. Я знаю, что на время новой — последней — жизни забуду всё. И знаю, что, даже если каким-то чудом мне удастся найти Её, Она не узнает меня… Люди говорят, что у нас девять жизней, но сами не верят в это. Не всерьёз. Не на самом деле.
Она не узнает меня. Я не буду знать о ней. И всё же я возвращаюсь. Я просто не могу поступить иначе…
Кто говорит, что умирать больно, просто не помнит, как больно рождаться заново. Я осознал это в полной мере, только родившись в девятый раз. Поселился я на портовой улице с другими котами. Здесь было уютно. Тепло. И совсем недалеко находилась городская мусорка, где практически в любую погоду можно было найти что-то съедобное. В крайнем случае, мышей — они тут кишмя кишели.
Мои дни проходили один за другим. Как и все, я пытался найти своего Человека…
Но что-то всё время шло не так. Нет, не найти Человека — не редкость, за радугой много таких сирот. Но меня не покидало ощущение того, что я должен что-то сделать. Что-то очень важное.
Я долго пытался понять, что именно, и иногда мне казалось, что я близок к решению: что-то мелькало в голове, какие-то мысли, какие-то чувства… Но много думать не было времени: мы должны были выживать. Нас постоянно гоняли из порта. Конечно, людям с сетями не нравилось, что мы воруем их рыбу. Но она намного вкуснее, чем объедки с мусорной кучи. И питательней: после неё можно целые сутки не есть.
Мои сородичи относились ко мне с уважением. То ли потому, что я был старше и крупней, то ли оттого, что сказывался опыт предыдущих лет и жизней… Да, я знал, как найти еду, как спрятаться от непогоды… И как-то само собой вышло, что я стал предводителем. С того дня меня всё меньше мучали сомнения: меня словно поставили на место, где я должен был быть. Стало спокойно. И легко.
У меня появилась миссия, и она занимала все мои мысли. Но вместе с ответственностью пришли и проблемы: теперь я должен был защищать не только себя, но и свою стаю.
Всё изменилось в один день. Мы были в порту, на рынке. Кто-то выкрикнул боевой клич, и я ещё не успел понять, что это было на этот раз — машина живодёров или соседская стая котов, как почувствовал запах… такой родной, знакомый запах парного молока и горячего хлеба.
На одну секунду перед глазами всё поплыло, поблёкло, превращаясь в чёрно-белую массу. И я вдруг вспомнил… Вспомнил эти тёплые руки, ласковый голос, нежные глаза. Вспомнил Её — мою Женщину.