Регула предписывала каноникам жить в «доме совершенной гармонии», но они, напротив, сосуществовали в совершенных распрях. Всегда находился повод либо завидовать друг другу, либо ревностно обличать, укорять и порицать. Чаще всего и громче всего звучали слова: «А что я? Он, — и перст указующий упирался в другого брата-каноник, — он — хуже меня!» Среди бесконечных скандалов странно было бы думать, что у этих склочников «один разум и одно сердце в стремлении к Богу».
Не стоило и удивляться отсутствию общего жилья. Все каноники жили хоть и недалеко от собора, но в своих собственных домах, как обычные горожане. Полным безумием показалось бы в капитуле Силфора требование Регулы: «ничего не называть своим и хранить все сообща».
Каноников более всего занимали доходы, которых они лишились. Так что сердца их «полагались на суету земного» столь усердно, как редко встретишь и среди людей, живущих ради прибыли, не то что подвизавшихся на духовном поприще.
Вместе с личными хозяйствами каноники обладали и личной жизнью. Хотя если придерживаться Регулы, их взгляд должен был оставаться чистым и, замечая женщин, «не обращать внимание ни на одну из них», каноники Святой Марии Силфорской практически все, включая архидьякона и декана, и исключая разве что одного престарелого вдовца, в полной мере наслаждались покоем и миром домашних очагов со своими женами, чадами и домочадцами.
Чтобы содержать многочисленные семьи, каноники, не стесняясь, торговали таинствами. Они делали это тем чаще и тем менее угрызаясь своею совестью, чем меньше обращались к ним раздосадованные их нерадивостью и алчностью горожане. Так средства каноников таяли день ото дня, словно лед под лучами весеннего солнца, и им приходилось добывать хлеб насущный в поте лица своего.
Иначе свою жизнь они не представляли.
У них даже не нашлось книжицы с Регулой святого Августина, которую они могли бы читать, чтобы вспомнить, по каким правилам пристало жить регулярным каноникам. Декан пожаловался Джованни, что книжку с уставом съели мыши, и Джованни сделалось смешно. Он решил, что вверенные ему люди просты и чистосердечны, что управлять ими надо с осторожностью и мягкостью, как малыми детьми.
Первым делом, Джованни потратил немало сил, чтобы объяснить своим духовным чадам, что их первейшей заботой является вознесение молитв и отправление служб. Пришлось ввести денежные поощрения за появление каноников в церкви. Платил Джованни из собственных денег, больше взять было неоткуда.
Добившись присутствия каноников в соборе, Джованни внимательно проэкзаменовал их всех и распределил между ними богослужебные и хозяйственные занятия. Он взял на себя труд составить для них расписание канониальных часов ближайшего месяца, а потом разъяснять и репетировать каждую службу до помутнения рассудка. Но более всего Джованни занимался приготовлением к престольному празднику Рождества Пресвятой Девы Марии. Он настроился на длительную и кропотливую работу и немало дней потратил на постановку торжественной мессы в честь праздника и приведения здания собора в мало-мальски божеский вид. Каноники удивлялись. Они узнали много нового. К примеру, что на обычной воскресной утрене кроме инвитаториум и молитв полагается петь целых три антифона. Поначалу им даже нравилось. У них начало получаться горлопанить более или менее в лад, а церковь, отмытая от паутины и копоти, стала казаться больше и красивее.
Далеко идущей целью Джованни было налаживание отношений с теми, кто находился ближе всего, то есть с горожанами. Как он и рассчитывал, слух о подготовке торжества распространился по городу, и в день праздника Джованни получил то, на что надеялся: церковь, полную прихожан. Недаром он до сих пор тщательно избегал показываться в людных местах — любопытства ради собралось много народу.
После мессы Джованни давал званый обед, опять же на свои средства. Когда за столами, установленными в нижнем зале епископского дома, расселись с одной стороны зала все его каноники, с другой — именитые горожане (ибо посадить их вперемежку Джованни все же не рискнул), Джованни пришлось ограничиться благословениями. Он обратился бы к ним с речью, если бы надеялся быть понятым. Увы, на такую роскошь в отношениях со своей паствой Джованни претендовать не мог, приходилось действовать, рассчитывая лишь на внешний эффект, оставив убедительность слов до лучших времен. По крайней мере, представившись в официальной обстановке, на своей территории, Джованни удалось избежать панибратства, грозящего ему, пожелай он наладить связи в городе и отправься, скажем, на рыночную площадь.