Я попытался ответить, и хорошо, что все-таки смочил горло.
– Д-да…
– Ох, зверье пустое! Полторы недели на краю смерти, и выжил. Если бы такое сказали про зверя, я бы не удивился.
Глава 5. Бьет значит видит
Я ахнул.
— Как полторы недели?
Мне стало не по себе, и я с беспокойством осмотрел себя в лунном свете. Ну, как был дрищом, так и остался, но фатальной дистрофии я не наблюдал.
— Кормили тебя, Ноль.
Я поднял голову и посмотрел на знахаря. Что ему надо от меня? Почему, несмотря на то, что я в этом мире типа отброса, Зеленые Скорпионы помогли мне?
– Жизнь мне спас, вот я и отплатил.
Я нахмурил брови.
– Ты мысли читаешь?
– Когда обращаешься к зверю, Ноль, говори господин зверь или мастер зверь. Если знаешь полную меру, обращаешься по мере.
– Мера?
Знахарь обошел меня, опираясь на свой посох, на него упал свет из открытой двери. Одет в зеленую тунику, под ней какая-то серая хламида до самого пола. Кольчуги видно не было.
— Ты задаешь странные вопросы, Просветленный.
Я ухмыльнулся. А не странно, что они так носятся со мной, хотя я полный ноль?
— Память, думаю, отбило там… — я махнул рукой куда-то за спину. Где именно та деревня, в которой я висел на столбе, я не знал.
— Господин четвертое жало, – требовательно добавил Старый.
– Ну, а ко мне как надо обращаться? Господин Ноль? — съязвил я.
Выросший на родной свободной Земле, я не мог вот так вот выдавить из себя «господин». Естественно, у нас там было полно своего неравенства, и часто людей, не заслуживавших этого, я должен был называть по званию или по имени-отчеству.
К людям же, которых я действительно уважал, мне самому хотелось относиться с уважением. А, быть может, оно и лучше, что здесь безо всякого лицемерия тебе указывали твое место. Впрочем, Старому я симпатизировал, но мой язык жил своей жизнью.
– Ты дерзкий, Ноль, — Старый покачал головой, -- В нашем мире тебе долго не выжить.
– Ну, я уж постараюсь, – твердо сказал я.
– Значит, все же не из нашего мира? – с хитрым прищуром спросил знахарь.
Я поджал губы. Чуть не развел меня, я хожу по краю бритвы. Что им тут небо говорит про пришельцев? Привязать к столбу и оставить умирать?
– Что такое мера, мастер четвертое жало? – наконец спросил я.
Старый улыбнулся, снова обошел меня, разглядывая, потом ткнул посохом в сторону площадки, окруженной странными конструкциями, и двинулся туда.
Я пошел за ним следом, чувствуя, что этому человеку я доверяю. Как говорила моя невидимая соседка в голове, Зеленые Скорпионы немногие, кто сохранил понятие о чести, и этот знахарь это доказывал.
Мы прошли в центр двора, и я, наконец, разглядел, что площадку окружали тренировочные конструкции. Я вспомнил многочисленные китайские боевики – примерно на таких отрабатывали удары ученики, постигающие боевые искусства.
Правда, тут были механизмы посложнее и намного крупнее, и, судя по измочаленным бревнам, работали тут не только руками.
Старый остановился в центре утоптанной площадки, повернулся и посмотрел на небо. Свет луны серебрился в его бороде и сверкал на серебряном обруче.
– Я не знаю, кто ты. Не вижу тебя.
Я усмехнулся.
– Вот он я.
Знахарь покачал головой. Потом обвел все вокруг посохом:
– Это Инфериор, нижний мир Регнума.
Я оглянулся. Деревня мирно спала в свете луны, где-то далеко возвышались тени величавых гор. Красота.
– Я так понял, тут живут Зеленые Скорпионы…
Мне по голове вдруг прилетело посохом, и тишину разрезал пустой звук.
– Ау! – я схватился за макушку, растирая место удара.
– Ведро нулячье! Эта деревня – просто дом Зеленых Скорпионов. Я тебе про мир говорю.
– Да понял я…
Старый нахмурил брови, выжидательно посмотрев на меня.
– …мастер четвертое жало, – скривившись, добавил я.
– Так-то лучше, дольше проживешь, – снисходительно улыбнулся Старый.
Он обошел площадку кругом по краю, сложив руки с посохом сзади спины. Посох задевал деревянные стойки, оглашая стуком округу, но знахаря это, кажется, не беспокоило.
У нас бы в Москве уже в полицию звонили, или раздались бы крики…
– Старый! – донеслось из какого-то дома, – Потише нельзя?
Знахарь оглянулся, виновато почесал затылок, потом снова прошел в центр площадки. Посмотрел наверх.
– Небо возносится над каждым из нас, – начал он.
– Все мы равны перед небом, – задумчиво перефразировал я известную на земле фразу.