Маадэр достал револьвер. Кобура тоже промокла, на гладком серебристом металле капли дождя казались свинцовыми, почти черными. Он задумчиво провел пальцем по стволу, оставив едва заметный матовый след.
Выход всегда есть. Ему приходилось бывать в ситуации еще хуже. Выход есть. Пусть даже вспоминать о нем потом не будет желания. С ним случались и не такие вещи.
— Не получится, — сказал Маадэр вслух, не отрывая взгляда от оружия, — На улице ночь. Кого мне выслеживать? Бродяг? С них деньгами не разживешься.
«Или других охотников», — подсказал Вурм.
— С шестью патронами в барабане ввязываться в перестрелку? Проще проломить головой бетонную стену. Больше шансов на успех. Ночь — время охотников. И они редко ходят поодиночке. А я не могу выслеживать их — слишком мало времени, слишком мало сил. Надо что-то другое.
«Банальный грабеж уже не подходит?»
— В этой ситуации — нет. Лавки Девятого — это небольшие крепости, штурм которых сложно осуществим даже днем. Ночью они и вовсе исчезают, ночью на улицах не покупают, а берут даром… А если платят, то свинцом или кровью. Единственное, что функционирует круглосуточно — подпольные букмекерские конторы и торговцы наркотиками. Лезть туда без подготовки, в одиночку — то же самое, что прыгать в огромную мясорубку, надеясь только на удачу.
«Ты всегда был осторожен».
Маадэр не понял, было ли это сарказмом со стороны Вурма.
— Есть еще один вариант, о котором я думал, — сказал он неохотно, — Я оставил его на крайний случай.
«Этот случай наступил, тебе не кажется?»
— Возможно.
«О чем ты думал?»
Маадэр протянул было руку за портсигаром, но передумал и, глубоко вздохнув, произнес только одно слово:
— Коллекционеры.
Вурм насторожился. Маадэр ощутил щекотку, короткой юркой змейкой скользнувшей вниз по позвоночнику.
«Беру свои слова назад. Если ты действительно думаешь о том, что я сейчас чувствую, осторожности в тебе не больше, чем в пьяном самоубийце».
Маадэр фыркнул:
— Еще минуту назад ты был согласен на куда более опасную авантюру. Коллекционеры — это хороший вариант. Хороший в нашем случае, понятно. Их немного, у них обычно нет серьезной охраны, они не ожидают сопротивления. Если действовать быстро и решительно, можно отхватить свой кусок.
«Коллекционеры не путешествуют по городу ночью».
— Значит, мы их пригласим. Охота на живца — когда в последний раз мы участвовали в чем-то подобном?..
Вурм размышлял.
«Без меня ты не справишься».
— Бесспорно. У них есть неприятная манера оглушать своих жертв таким коктейлем, от которого человек пускает слюни как идиот еще несколько суток. При условии, что столько проживет, конечно… Мне нужно чтобы ты был начеку.
«Это не так просто. Я контролирую твою систему кровообращения, но я не могу управлять каждой клеткой. Если тебе впрыснут лошадиную дозу транквилизатора, я могу не успеть».
— Значит, ты успеешь.
«Твоя вера в мои силы обнадеживает. Да, мы можем попытаться».
— И попытаемся.
Маадэр вытер насухо револьвер относительно сухой полой рубашки и вернул его в кобуру.
Коллекционеры появились на Пасифе уже после войны и, наверно, могли существовать в таком виде только здесь. Маадэру приходилось встречать нечто подобное на других планетах Системы, но никогда и нигде коллекционеры не действовали так организованно, аккуратно и решительно, как на Пасифе.
Аккуратности требовала сама их работа. Они не коллекционировали старую утварь или вышедшие из употребление банкноты. На Пасифе был куда более ходкий товар. Они коллекционировали людей. Человеческие органы — всегда востребованный на рынке продукт — по крайней мере там, где человеческие легкие выгнивают без остатка к сорока годам, а печень превращается в кусок бесформенного месива еще раньше. Коллекционеры были гуманнее многих других обитателей Девятого — они никого не убивали. По крайней мере в обычном понимании этого слова.
Сложнее всего было найти тело, пригодное для трансплантации донорских органов. Таких на Пасифе насчитывалось не так и много — регулярные эпидемии болезней, обретших в новой для них атмосфере свежие силы, подчас помогали контролировать численность человеческой популяции лучше любых войн. Старые колонизаторы шутили, что живучее крыс оказалась только гонорея — и это в известной мере было правдой.