В этот момент космодесантник смог получше разглядеть своего противника и как только он это сделал, у Хигеля возникло острое желание предпринять тактический маневр отступления. Не потому, что астартес познал страх, но потому, что он четко понял — легким грядущий бой для него не станет и для захвата цели живьем придется серьезно потрудиться.
Окровавленное, начисто лишенное эмоций лицо киборга больше подошло бы не еретику, а какому-нибудь сервитору. Механизму, начисто лишенному собственной воли и готовому сражаться пока тело будет способно это делать. А пара оторванных и заляпанных кровью лап генокрадов, используемых Моргаузом в качестве оружия, прозрачно намекали воину Императора, что на и на прочность силовой брони в этой схватке рассчитывать не стоит.
— Ты умрешь.
Подключенный к респиратору еретика шланг сдавленно зашипел и… В следующий миг измазанный в крови головорез внезапно начал трястись, словно припадочный и парой мгновений спустя один из самых разыскиваемых преступников Империума просто растянулся на полу среди убитых им генокрадов и культистов.
После такого зрелища астартес несколько минут напряженно вглядывался в лежащее в куче покойников тело, а затем облегченно выдохнул.
— Видимо сам Император обратил на меня свой оберегающий взор…
— Да ты оптимист я смотрю.
Реакция космодесантника на раздавшийся позади насмешливый голос была молниеносна, однако верный воин Золотого Трона не успел — метко пущенная очередь плазменных зарядов пробила керамитовый доспех словно сухую бумагу и уничтожив оба сердца генетически модифицированного воина, заставила его с грохотом рухнуть на залитый кровью пол.
— Никогда не понимал шавок позолоченной табуретки, славящих дохляка за любую мелочь. — Мрак начал застилать взор умирающего Хигеля и последним, что увидел верный защитник человечества перед своей кончиной, была высокая мужская фигура, склонившаяся над бессознательным Моргаузом. — Кошка родила котят — Император виноват… Зоофил е*учий.
Ох-ох-ох, что ж я в Зоне Отчуждения не сдох.
Походу опять накрыло ментальной гадостью от хозяев монолитовцев. Во всяком случае башка трещит так, что я собственные мысли через раз слышу, а последнее, что помню… Вроде я на вышку диспетчерской поднимался, а потом… М-мать!
Внутри черепушки и так кто-то словно отбойным молотком долбит, но как только я пытаюсь вспомнить что было после — отбойник резко заменяется на раскаленный шуруповерт поистине титанических размеров и орудующая им тварь превращается в соседа-глиномеса в утро воскресенья. То бишь за*бывает до такой степени, что хочется череп вскрыть. За неимением соседского — свой.
— На, хлебни-ка. Полегчает.
Состояние настолько хреновое, что сунутую под нос кружку я опрокидываю в себя практически без раздумий и только когда по глотке разливается хорошо знакомое ощущение «огненной воды», а голова перестает ощущаться как наковальня в ходе рабочего процесса — до Моржика доходит, что с ним базарят не на местном готике, а на родном Великом и Могучем. И что в кружке была хорошо знакомая для меня, но не шибко знакомая местным водяра.
Приплыли…
Так как аугментика с какого-то рожна решила уйти на перезагрузку, разлепляю свой живой глаз и сразу же вижу хорошо знакомую одноглазую харю. Ну, такую, какую каждый раз при взгляде в зеркале заметить можно.
Вот только зеркал в окружающей нас роскошно обставленной комнатушке что-то не видать, да и если приглядеться, то шмотки у «отражения» тоже куда богаче: если мой гардероб представляет из себя потрепанную и местами дырявую кожу в которой ходит добрая половина Подулья, то у Моржа-доппельгангера вещички явно делались для барского плеча — даже на вид дорогой плащ покрыт золотой каймой, пуговицы из все того же презренного желтого металла инкрустированы маленькими драгоценными камнями, а фуражка с содранной имперской аквиллой так вообще щеголяет сапфиром размером с куриное яйцо. Дополняет композицию «мажор на выгуле» торчащая из кобуры золоченая рукоять пистолета футуристичного вида и незнакомой конструкции.