Увы, ничего не получилось. Как ни силился Ослятя подравнять действительно неровный, неаккуратный край копыта, обыкновенское железо его не брало.
– Да, магией и не пахнет.
– А может, дело не в ножике, а все-таки в Грее? – вмешался Дольф. – Нам-то желательно доказать как раз это.
Пусть он попробует подрезать твое копыто.
– Доверить такую операцию обыкновену?! – испугался кентавр.
– Ну, Ося, он же только попробует. Самую чуточку! – взмолилась Электра.
Кентавр уступил. Сразу было заметно, что за прошедший день они с Электрой очень сдружились. Айви понимала, что новый друг пришелся как нельзя кстати девушке, постоянно чувствовавшей себя как бы в тени Нады. Разумеется, это ничего не меняло в ее судьбе: ей предстояло выйти за принца или умереть, по во всяком случае позволяло отвлечься.
Айви порадовалась за девушку: хотя она и не сошлась с пей так близко, как с Надой, Электра безусловно делала жизнь в замке ярче и веселее.
– Мне что, попробовать подрезать копыто? – спросил Грей. – Ножик острый, это должно получиться безо всякой магии.
– Без магии не выйдет, – возразил Ослятя. – Потому что мое копыто имеет магическую твердость. Причем само по себе: мой талант состоит не в этом, а в способности менять цвет копыт. Смотрите!
В один миг коричневые копыта сделались изумрудно-зелеными, а потом ярко-красными.
– Вот это да! – в один голос восхитились Нада и Айви.
– Но как же насчет… – не понял Грей.
– Волшебной твердости»? Это родовой признак кентавров, наряду с выдающейся меткостью при стрельбе из лука и высоким интеллектом. А талант – дело сугубо индивидуальное.
– Понятно, – кивнул Грей. – Но, вообще-то, мне кажется, что хорошо заточенным ножиком можно подрезать любое копыто. Это зависит не от магии, а от стали и заточки..
Он взялся за копыто и осторожно подрезал неровный край. Без каких-либо затруднений.
– Ну вот! – восторженно завопил Дольф. – Что я говорил! Вот тебе и магия!
– Какая магия? – вздохнул Грей. – Я просто знаю свой ножик. Он хорошего качества, не тупой.
– А почему тогда у меня ничего не вышло? – спросил Ослятя.
– Потому что ты не верил в такую возможность, – ответил Грей. – С психологической точки зрения вполне объяснимо: мало у кого получается то, во что он не верит.
Ослятя помрачнел. Он определенно выглядел обиженным, но тут вмешалась Электра.
– Не дуйся! – шепнула она, взяв кентавра за руку и склонившись к его уху. – Он ведь обыкновен, и манеры у него обыкновенские. Где ему было других набраться?
– Не понял, при чем тут мои манеры… – начал было Грей, по его тут же утихомирила Нада.
– Электра имела в виду, что не все правильно понимают, кого что может задеть. Кентавры не позволяют никому усомниться в своей правдивости, а некоторым другим, например, не правится, когда их называют рептилиями.
Грей не сразу сообразил, о ком речь. А когда сообразил – воззрился на собеседницу, и нашел, что на рептилию она ни чуточки не похожа. А походит… На кого бы она ни была похожа, ее платье в обтяжку (на Айви бы оно висело) обрисовывало нечто, потрясающее воображение. Приметив его взгляд, Айви ощутила укол ревности, но тут же заставила себя взглянуть на это с другой стороны. Если Грей может заинтересоваться кем-нибудь, вроде Нады, то, может, оно и к лучшему. Пусть хоть ему будет легче.
– Я, наверное, не совсем правильно тебя понял, – снова вступил в разговор Ослятя. – Мне хотелось бы извиниться.
Неожиданно Грей бросил на Айви обеспокоенный взгляд.
Та сначала не поняла, а потом, вспомнив, как извинялась перед ним в особой манере, покатилась со смеху. Остальные растерялись, но Нада живо сообразила, в чем дело.
– А, извинения по-Блянтиковски… Я тебя смутила? – спросила она Грея с весьма проказливым видом.
– Ну уж нет! – воскликнула Айви.
Тут расхохотались все. Понятно, что Грею вовсе не улыбалось целоваться с кентавром, а Айви не хотелось, чтобы он целовался с Надой.
– Я, наверное, нечетко выразился, – сказал Грей, когда все отсмеялись – В твоей правдивости, Ослятя, у меня не было ни малейших сомнений, но то, во что мы верим, действительно на нас влияет. Я долго не мог поверить в магию потому, что у нас в Обыкновении ее пет. А ты не мог поверить в остроту моего ножа, вполне возможно, потому, что не имел дела с обыкновенской сталью. Но теперь, убедившись, что ножик режет, ты, наверняка, можешь сделать все сам.
– Дай-ка попробую, – попросил Ослятя. Он попробовал, и па сей раз у пего все получилось.
– Видишь, – сказал Грей. – Никакой магии, только подходящий инструмент и твоя вера. Ты поверил в возможности моего ножа таким же образом, как я в магию: на основании личного опыта.
– Да, звучит убедительно, – согласился кентавр. – Но раз уж так вышло, не позволишь ли ты подрезать твоим ножом и остальные копыта? Не хочется упускать такую возможность.
– Конечно, – сказал Грей. – Если он затупится, то мы просто поищем точильный камень.
– Такой камень есть в подземелье, – указала Электра.
Дольф нахмурился.
– Ну вот, только я нашел у тебя талант, как ты сам же все и испортил.
– Нельзя испортить то, чего нет, – пожал плечами Грей.
– Смотрим дальше, – упорствовал Дольф. – Наверняка еще что-нибудь приметим.
Изображение па Гобелене снова пришло в движение. Айви, не без некоторой досады, отметила, что за время ее отсутствия Дольф прекрасно научился с ним управляться. Небось все время торчал в ее спальне, глазея на картинки.
– Допустим, ножик у тебя и вправду острый, – ворчал Дольф. – Но почему тебя не берет брань-репейник. Он ко всему цепляется. Значит…
– Опять-таки психологически вполне объяснимо, – сказал Грей. – Ваш репейник знал, что у меня ножик, и, когда я пообещал пустить его в ход, поверил. Сработал метод устрашения.
– Чего»? – переспросил Дольф.
– Он нагнал на репейник страху, – пояснил Ослятя, деловито подрезая копыто.
– А-а, – разочарованно протянул Дольф и снова сосредоточился па Гобелене.
Эпизод с облепихой также воодушевил Дольфа, но Грей отнесся к этому скептически.
– Ты ж ее ножом не пугал, – настаивал принц. – Так что же она тебя, спрашивается, не облепила.
– Думаю, ей не поправилось испускаемое мною амбре, потупясь, буркнул юноше.
– Что не понравилось? – не понял Дольф.
– От него воняло, – снова уточнил Ослятя.
Айви с Надой еле удержались от смеха, а Электре пришлось торопливо прикрыть рот ладошкой.
Странно, но Дольфа это почему-то не рассмешило. Он поморщился и вернулся к Гобелену, где песочный человек принял форму сначала маленького огра, потом священной коровы, затем несуществующего дерева и, наконец, как только Грей к нему прикоснулся, вновь обратился в песчаный холмик.
– Все видели! – крикнул Дольф. – Это что, не магия?
– Нет, – сказал Грей. – Иллюзии всегда прекращают существовать после первого же прикосновения, так что моей заслуги тут нет.
– Пожалуй, ты прав, – неохотно согласился Дольф.
Фигуры на Гобелене направились к древопутане, и Айви, предваряя возможные высказывания братишки, заявила:
– Дерево было сытым.
– Сейчас проверим, – решительно сказал юный принц и, сфокусировавшись па путане, стал прокручивать изображение назад. День сменялся ночью, Гобелен то светлел, то тускнел.
– Ну что? – Дольф отмотал чуть ли не неделю. – Путане несколько дней не попадалось добычи. Значит…
– Значит, она спала или была больна… – не дала ему договорить Айви. – Наконец, может быть, магия в присутствии Грея и впрямь проявляется слабее, потому что он обыкновен. Но это не доказывает наличия у пего таланта.
– Звучит логично, – кивнул Ослятя. – Мы тут в Ксанфе приспособились к магии, а магия к нам. Так сказать, взаимно притерлись. Про обыкновенов этого не скажешь, да и фактор неверия, на который указывал Грей, тоже мог сказываться. Правда, теперь, когда он поверил в магию, действие этого фактора должно сойти на «нет».