— Входи, — крикнул Нири. — Мисс Кунихан заперла дверь и не желает тебя пускать.
Мисс Кунихан поднялась с пола.
— Если твоя потаскуха тебя не впустит, — кричал Нири, — оставайся на месте, я позвонил, чтобы принесли ночную вазу.
Но мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение, а если и понимала, тот способ, каким она это показывала, был чем-то совершенно из ряда вон выходящим. Так как для того, чтобы залиться озорным смехом, распахнуть дверь и представить все случившееся шуткой, не требовалась женщина ее возможностей и опыта. Вместо этого она тихо села в кресло и стала ждать, когда придет горничная и впустит Уайли. Должно быть, быстренько взвесив все обстоятельства, она предпочитала те несколько мгновений, которые ей удалось урвать у откровенного признания и в течение которых она могла пересмотреть свою стратегию, стандартной тактике, допускающей лишь временное облегчение. Нет, мисс Кунихан не понимала, когда она терпела поражение.
Теперь наступило обычное затишье после бури. Нири сидел на кровати, услаждая свой взор лицезрением мисс Кунихан, мисс Кунихан, поглощенная своим вопросом, задумчиво постукивала ключом по своим зубам, Уайли, за дверью, склонялся — точно наполовину — к тому, чтобы на цыпочках удалиться, горничная, далеко в своей темной пещере, дожидалась, чтобы звонок позвонил еще раз. Когда он зазвонил, первыми же своими звуками доказав, что вызов продиктован серьезными намерениями и что слух не обманул ее, она беззлобно двинулась в путь и вскоре уже стучала в дверь.
— Дверь заперли, и этого джентльмена не впускают, — воззвал Нири. — Впустите его.
Уайли вошел чересчур храбро; мисс Кунихан встала.
— Молодец, девочка, — сказал Нири. — Теперь заприте дверь за джентльменом.
Уайли и мисс Кунихан встретились лицом к лицу, для обоих испытание не из легких.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, первой нанеся удар.
— Ты, сука, — сказал Уайли.
Оба принадлежали к одному и тому же великому разряду.
— Вы предвосхищаете тон моих слов, — сказал Нири, — если не сами слова.
— Ты, пес, — сказала мисс Кунихан, претендуя на последнее слово.
— Прежде чем вы продолжите… — сказал Нири.
Первый раунд остался за мисс Кунихан, и ее силы были почти нетронуты. Она села, и Уайли прошел к постели. Он был от природы наделен способностью чувствовать ситуацию и приспосабливаться к ней быстрее, чем мисс Кунихан, но у нее было преимущество в резвом старте.
— Этот локаут, — сказал Нири, — что бы ты на этот счет ни подумал, не пойми его неправильно.
— Я о вас более высокого мнения, — сказал Уайли.
— Я благодарю вас, — сказал Нири тоном кондуктора лондонского автобуса или трамвая, которому дали точную сумму за билет.
Тут мисс Кунихан вдруг как громом поразила мысль, что перед ней были два человека, которых ей не одолеть никогда, даже если бы ее дело было правое.
— И великая новость, которую ты принес, несомненно, та же, что у твоей любезной, — сказал Нири, — что Купер напал на след женщины, с которой когда-то мельком видели Мерфи.
— Не вполне видели вместе, — сказал Уайли, — видели, как она входила в дом, в котором, насколько было известно, он в то время находился.
— И это называется «нашли» Мерфи, — сказал Нири.
— Купер это сердцем чувствует, — сказал Уайли, — и я тоже, что эта красивая женщина приведет нас к нему.
— Нассать, — сказал Нири.
— Но если так считает мисс Кунихан, — сказал Уайли, — как мы можем сомневаться?
Мисс Кунихан прикусила губу, оттого что не ей пришел в голову этот довод, который заставил Нири несколько раз открыть и закрыть рот. Он нашел его неотразимым — и ему страшно захотелось встать.
— Если ты, Уайли, — сказал он, — передашь мне мою пижаму, а вы, мисс Кунихан учтете, что я явлюсь из-под простыни несравненно более нагим, чем в день моего рождения, я встану с постели. — Уайли подал ему пижаму, а мисс Кунихан закрыла глаза. — Не беспокойся, Уайли, — сказал Нири, — подавляющее большинство из этого — пролежни. — Он сел в пижаме на край кровати. — Мне нечего и пытаться стоять, — сказал он, — ничто так не утомляет, как долгое лежание в постели, так что теперь, мисс Кунихан, когда изволите.
Мисс Кунихан посмотрела украдкой и была настолько тронута, что забыла о своих горестях и сказала:
— Не могли бы мы сделать что-нибудь, чтобы вам было немножко удобнее?
Ключевым словом здесь было «мы», мизинец, протянутый Уайли в знак примирения. Без него фраза была просто любезностью или в лучшем случае выражением доброты. Это не ускользнуло от Уайли, у которого был такой вид, словно он готов расшибиться в лепешку.