«Англичане замечательные люди, — говорила Мэри с иронией. — Они ничего не делают наполовину». Но фотографии, сделанные в этом столпотворении, отразили страх на ее лице. Разумеется, Пикфорд и раньше понимала, что она знаменита: ей платили баснословные деньги, и она рассылала своим поклонникам множество фотографий. Ей и прежде приходилось видеть толпы почитателей. Но даже во время кампании по продаже облигаций она знала, что ей под силу контролировать толпу. Безумие в лондонском парке, когда фанаты чуть не разорвали Пикфорд на части, шокировало ее. Лондон тоже был шокирован. Супруги получили огромное количество покаянных писем. Передовицы газет возмущенно констатировали: «Лондонцы клялись в своей любви к Мэри Пикфорд. В четверг они доказали свою любовь. Актрисе пришлось уехать в деревню, чтобы оправиться от потрясения».
Тем не менее путешествие продолжалось. Мистер и миссис Фэрбенкс прокатились по Швейцарии, Италии и Франции. На фотографиях можно увидеть огромные толпы, штурмующие их автомобиль, как если бы они брали Бастилию. Париж охватила всеобщая истерия, когда «Дуг и Мэри» выразили желание посетить центральный рынок. Мэри едва не растоптали. По сообщениям некоторых репортеров, она потеряла сознание. На этот раз Пикфорд спасли мясники, которые заперли ее в клетке. Она стояла среди подвешенных на крюках туш животных и слушала завывание толпы. «Какая-то полная женщина в зеленом платье оступилась и упала на ящик с яйцами, — сообщала «Нью-Йорк Таймс». — Ее платье тотчас стало желтым, но она не потеряла своего энтузиазма».
Осматривать достопримечательности они могли только по ночам. Френсис Марион, тоже проводившая свой медовый месяц в Европе, старалась не отставать от Мэри и Фэрбенкса, но их появления на балконах, встречи с аристократией, получение подарков, приветственные речи и десятки тысяч поклонников сделали этот контакт невозможным. Френсис назвала своих друзей «пленниками толпы». По ее словам, у них не хватало времени поесть и поспать.
Они чувствовали, что происходит какая-то революция, которая определит их будущее. Того же мнения придерживалась и британская пресса, которая пыталась отразить то, что открывалось их глазам.
«К колоссальному приему Мэри Пикфорд можно относиться по-разному. Некоторые люди считают, что это свидетельствует о деградации национального характера. Другие, похоже, негодуют по поводу того, что актеры так легко завоевали столь огромную популярность. Подобный энтузиазм можно было бы предвидеть, если разобраться в его причинах. Но незачем удивляться, бить тревогу или злиться по поводу этого таинственного явления. Вообразите, что случилось бы, если бы в разгар популярности Диккенса, когда публика с нетерпением ждала очередного номера журнала с продолжением его романа, внезапно объявили бы, что Маленькая Нелл, Маленькая Доррит, Рут Пинч и Флоренс Домби, все эти скромные герои его творений, прибывают в столицу. В общем, нечто подобное произошло сейчас».
В самом деле, медовый месяц Пикфорд, как никакое другое событие со времен изобретения кино, доказал, что фильмы стали более притягательны, чем литература, театр или живопись. Некоторые писатели с болью в душе осознали этот факт. «Не следует спрашивать, кто такая Мэри Пикфорд, — ворчал репортер «Абердин Фри Пресс». — Нужно или восторженно орать вместе с толпой, или убираться прочь». Как человек пишущий, он чувствовал себя побежденным. «Вместе с новым миром, — роптал он, — пришли новые ценности».
Лондонская «Таймс» в статье «Поклонение героине» сравнивала Пикфорд с Мэри, королевой Шотландии, в которую, как говорили, влюблялся каждый симпатичный молодой человек. Но знаменитая королева стала легендой только после того, как в течение нескольких столетий ее прославлял фольклор. Теперь механика славы стала иной. Образы кино обладали такой соблазнительностью, что актер мог достичь вершин Олимпа, как-то особенно подмигивая или благодаря своей походке. Другими словами, родился культ знаменитостей.