В своих переживаниях о том, как не стать размазней и балаболом, я и не заметил, как стал настоящим мудаком.
***
Не дождавшись конца фильма, я вышел из кинотеатра и набрал Алиева. Шеф ответил после нескольких гудков. По шуму на фоне я понял, что он погрузился в работу.
– Надеюсь, это что-то важное, Иванов, – проворчал он устало, – у меня нет ни малейшего желания выслушивать бред, который из тебя льется, как из рога изобилия.
– Давид Алиевич, не увольняйте Смирнову, – выпалил я с ходу.
– Поздно, Иванов. Что-то ещё? Мне нужно искать нового стажера.
– Зачем?
– Не хотел, чтобы ты узнал это так, но нам в ресторане нужны два су-шефа. И одного из них я только что лишился.
Я ударил кулаком по стене, до боли в костяшках.
– Это я виноват! – сам не верил своим словам. – Это была моя идея подставить Смирнову. Она ничего не крала с кухни. И вообще все косяки, которые вы за ней заметили, это с моей подачи.
– Ох, Иванов… ты дебил? Хотя, да. Ты дебил.
– Самый конченный, Давил Алиевич.
Из зала начали выходить люди, Никитос плелся вместе с ними, нашел меня взглядом, но не торопился подходить, оставляя пространство для приватного разговора. Умный у меня братишка. Не то, что я.
– Можно ее вернуть? – спросил я, чувствуя отчаяние в собственном голосе. Если он выпрет меня за этот поступок, то что ж, я пойму. – Она заслуживает этого места.
В отличии от меня.
Шеф устало вздохнул в трубку.
– Пылаева меня линчует.
– Я все исправлю, Давид Алиевич, обещаю!
Мое сердце неистово забилось в груди, просто загрохотало.
– Завтра чтобы были оба. Без опозданий.
Он закончил разговор до того, как я рассыпался в благодарностях. На эмоциональном подъеме я почти вприпрыжку подошел к брату.
– Они его замочили, кстати, – небрежно бросил он, не отрываясь от телефона. – И весьма изобретательно. Ты многое потерял.
Я не сразу сообразил, что он говорил о главном злодее в кино.
– Я тут чуть собственное самоуважение не потерял, – подавляя улыбку сказал я, приобнимая брата за плечи. – Мне его еще с колен поднимать, но не все потеряно, чувак.
– Рад за тебя.
– Ну, не хмурься, что за «безудержное веселье»?
– У меня нет настроения веселиться.
– А у меня теперь есть, – я повел его к центральной улице. – Пошли, по шавухе и музыку послушаем.
– Ты разве ешь шаурму? Ты?!
– Тут у кореша, с которым мы вместе учились, точка недалеко. Ему я доверяю.
Никитос пожал плечами. Мы двинули вниз по оживленной улице, мимо музыкантов, исполняющих: «Моё сердце остановилось, моё сердце замерло». Я подпел, а брат вытаращился на меня, как на умалишенного.
– Ты меня трындец как пугаешь.
– Пойдем, день Ивановых только начинается!
Мы заточили по здоровенной шаурме, которая оказалась как раз по моему вкусу: много горчичного соуса, салата и ни грамма жира на мясе. Было здорово, что это вечер субботы и в центре людно. Мы редко выбирались куда-то вдвоем, я бы внес эту дату в календарь, как официальный праздник братанов. Мы трепались о всякой ерунде, ржали как гиены и слушали уличных музыкантов, коряво исполняющих русский рок. Я больше люблю соул, джаз, блюз, но для настроения сегодняшнего дня вполне подойдет и Сплин.
Уже стемнело, но жизнь на улице кипела. Мы неспешно переходили от одних музыкантов к другим. Мне нравилась центральная часть города с отремонтированным театром, симпатичными уличными кафе, множеством кофеен и кондитерских. В больших городах всегда чувствуешь себя свободнее, раскрепощённее. Можно сесть на траве и устроить пикник, поставить стол для пинг-понга и играть в своё удовольствие или просто почитать на лавке в сквере. Жаль, что лето закончилось, и теперь народу будет меньше. Поэтому я и хотел выбраться и насладиться всей этой движухой, пока не наступила зима.
Братишке тоже нравилась наша прогулка, пусть он и не признавался в этом. По крайней мере, до тех пор, пока мы нечаянно не забрели на уличную выставку картин. Его настроение сдулось как воздушный шар, и я решил немедленно это исправить.