— Но ведь этот особый порядок никто никогда не применял!
— А Неряхин взял и применил. Все когда-нибудь случается впервые.
— Да какая такая опасность?! Бред какой-то! Что такого особенного произошло? Эти недолюди упивались вусмерть всегда, при всех режимах. И при царе-батюшке, и при большевиках, и при Ельцине-Путине… Так было и так будет! Бедный мальчик, ему не исполнилось еще и тридцати лет… Он, наверное, не знал…
— Ты стал сукой, Володя. А Аркадий все знал. Каждый, кто идет за 67-ю параллель, проходит инструктаж и подписывает информированное согласие.
— А твоя угроза…
— Совершенно реальна, — отчеканил Максим.
— Чего хочешь? Ведь зачем-то ты пришел.
— Мне нужны контакты всех поставщиков фанфуриков. Никто из твоих подельников не должен избежать наказания.
— И что ты за это предлагаешь? Наверняка ты пришел сюда не ради того, чтобы помочь мне.
— Извини, Володя, но теперь тебе никто помочь не сможет. Раньше твоя задница была надежно прикрыта, но со вчерашнего дня высоким покровителям стало немножко не до тебя. Само нарушение условий особой подписки грозит тебе высшей мерой… Да и все остальное — создание организованной преступной группы с использованием служебного положения и доступа к государственной тайне — тоже. Вопрос лишь в том, как вся эта история отразится на твоем сыне.
— Ну ты и сволочь, Шишков!
— Да, не без этого, — спокойно откликнулся Максим Евгеньевич. — А когда о твоих подвигах станет известно, когда ты будешь осужден, ни одна приличная страна не даст твоему сыну даже туристической визы, какой уж там переезд. Сейчас все начали щепетильничать, у всех своего дерьма хватает. Но я могу дать тебе возможность избежать трибунала. Сына казненного преступника в Европе не примут, а у молодого человека, потерявшего отца при трагических обстоятельствах, есть все шансы.
— Мой сын ни в чем не виноват!
— Фотиния тоже ни в чем не была виновата.
***
Максим был готов к длительному сопротивлению, но уже через час перед ним лежал листок с интересующими его фамилиями. Он демонстративно сфотографировал его и разослал снимки по нескольким адресам. Вот и все.
— У тебя двенадцать часов, — предупредил он Звонцова на прощание. И смущенно добавил: — Если со мной что случится… Ну, до дома не дойду, например, наше соглашение утрачивает силу. Я не один. Отработают по полной.
— Раньше ты таким не был, Макс. И к чему весь этот ненужный фанатизм?
— Хочу, чтобы мои внуки жили в нормальной стране. Сначала я не понимал, кто мой враг, ты был для меня расплывчатой фигурой без лица, но вскоре я — грех великий! — начал представлять, как я буду тебя убивать! Когда Аркадий спалился на фанфуриках, все ниточки вели к тебе, но я еще пытался убеждать себя, что этого просто не может быть. Потом надеялся, что все выяснится, и совпадение будет хоть как-то объяснено.
— Макс, а ты не хочешь спросить меня про деньги? — сделал последнюю попытку Звонцов.
— Ах… деньги…
— Выручка за летний сезон торговли.
— Помнишь, какими эпитетами наградили разработчиков «Меридиана»? Торгаши, барыги. На самом деле барыги — это вы, вся ваша шайка! Самого худшего свойства, из тех, кто никогда не нажрется. За каждым заработанным тобой рублем стоит изуверство, Володя. Я слышал, похороны нынче дороги. Купите Аркаше хороший гроб.
Глава 6. Осиротевшие
Ранним утром, когда машин еще почти не было, на Коммунальном мосту через Бию виднелась одинокая фигура. Девушка никуда не торопилась, просто наблюдала за спокойными водами и низменными, поросшими растительностью берегами. Еще несколько километров, и Бии не станет. Встретившись с Катунью, они сольются в великую Обь.
Впервые за много дней Лида решилась позвонить Максиму Евгеньевичу. Он ответил моментально. Конечно, их руководитель ждал этого звонка. Короткий обмен новостями — это все, что они сейчас могли себе позволить. У Лидии полегчало на сердце, теперь она была уверена, что ее товарищей встретят, помогут, а если потребуется, защитят. Наверняка они уже успели покинуть Алтайский край и пересечь административную границу Кузбасса.
***
Серые утренние сумерки, словно сизый дым, окутали город. В этот час Бийск еще не проснулся, дома стояли темные и притихшие, не ходил общественный транспорт. Да Лидии и некуда было торопиться, для того, что она задумала, час был еще слишком ранний. Она старалась не смотреть на пустые скамейки, на аккуратно подстриженную травку газонов — вид любой горизонтальной поверхности вызывал труднопреодолимое желание лечь. На ногах она была уже около сорока восьми часов.