— Здорово! — просияла Лида, но подспудная тревога заглушила радость за Татьяну. — Она это заслужила.
— Вот какие нынче девчонки крутые.
— Да, на пяльцах уже никто не вышивает.
— Лида, я пришел поговорить о тебе и об отце.
У Лиды руки и ноги стали ватными. И чего это она так испугалась? Она ничего плохого не сделала.
— Ну, что же мы в прихожей застряли? Проходи, садись.
И Лида устроилась за овальным столом в гостиной, а Георгий, избегая смотреть ей в глаза, подошел к окну, вид из которого еще полчаса назад так радовал хозяйку. На несколько минут повисло тягостное молчание.
— Я понимаю, ты беспокоишься за своих родителей, за маму, за благополучие своей семьи. Поверь, я бы никогда…
— Да неужто? — уколол ее пронзительным взглядом Георгий. — А я слышал, многие девчонки влюбляются в своих начальников, если те не полное мудло, конечно.
Лида почувствовала, что краснеет. Черт, как обидно! Это же все неправда! Или нет? К счастью, Георгий резко переменил тему.
— Вот и все… Нашей дружной команды больше нет. Немного жаль, правда?
— Правда. Но у меня все равно впереди еще целый год учебы.
— Колька убит. У Татьяны новая должность. А я… гуляю пока. Диплом я получил…
— Значит, ты действительно…
— Да. В Центре работать не собираюсь.
— Куда же теперь?
— Не знаю, найду что-нибудь. Выходит, наши пути расходятся, Метёлкина. Что скажешь? Я бы этого не хотел.
Разговор определенно не клеился. Лида чувствовала себя весьма неуютно, словно впервые в жизни ступила на зыбкую почву. Так вот оно, значит, что… Не о матери он беспокоится. Лида опустила голову, обдумывая услышанное, и не сразу заметила, что Георгий не сводит с нее пытливого взгляда.
— Что скажешь? Не хочешь? Или тебе все равно?
— Я… эээ… Я же намного старше, взрослее. Я о подобном никогда и не думала.
— Ты старше, это факт. Но вот насчет «взрослее» — это еще вопрос! Да какая ты взрослая? Не хочу тебя обидеть, но двадцать лет жизни в Метрополии до сих пор аукаются тебе задержкой в развитии.
— Ну, знаешь, это уже хамство!
— Что, правда глаза колет? Да тебя из дома страшно выпускать! Помнишь, после Нового года я долго объяснял тебе, что Шерегеш и Таштагол — это не одно и то же? Ты слушала, с умным видом кивала, а потом взяла и купила билет до Шушталепа!
Лида поморщилась. Об этом случае она не любила вспоминать. Самое обидное, что и на открытой местности, и в любом незнакомом месте она ориентировалась хорошо. Причем не «неплохо для девчонки», а действительно отлично. Долгие годы жизни под землей обострили ее способность к трехмерному ориентированию и запоминанию направлений.
Но да, был, был этот нелепый случай, напрочь испортивший ее реноме, который ее товарищи, судя по всему, не торопились предать забвению. Проблема заключалась в том, что в этих краях по-русски назывались только города да новые села, а аутентичные топонимы просто сводили Лиду с ума, оглушая шипящими и свистящими созвучиями, сливаясь для непривычного уха в одно бесконечное «тыш-дыщ-наш-таш». Лида пыталась оправдаться, но товарищи наотрез отказывались считать ее ошибку лингвистической, а не топографической.
— Ты восхищаешься отцом как маленькая девочка…
«Ну, опять сел на любимого конька», — посетовала про себя Лида.
— …Это видно по твоим глазам. Конечно, он же у нас герой! Вот только отец больше всего любит свою мечту о прекрасной стране будущего, построенной на костях ныне живущих. «Россия — страна вечно будущего счастья!» Кстати, как лично ты относишься к мечте, построенной на костях?
— По-моему, если кости при жизни чувствовали себя неплохо, то все нормально.
— Да вы с папочкой просто родственные души! Продолжаю… Мы с мамой у отца на втором месте, а на каком месте ты, я не знаю.
— Гош, посуди сам, двенадцать лет разницы — это немало. Природу не обманешь, мне уже…
— Растеряла и свежесть, и прелесть? Фу, какая ты отсталая! В нашем мире больше нет таких понятий: ни молодости, ни красоты — ничего. Есть только искусство специально обученных людей. Если мастер не в ударе, и двадцатилетняя может превратиться в страшную перезревшую бабу. Повезет — наслаждайся неувядающей красотой до пенсии.
— Во-первых, мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. А во-вторых, все это ужасно глупо.
— Сама дура. Не видишь ни намеков, ни знаков. Ничего ты не понимаешь, Метёлкина. Наверное, у вас в Метрополии это в порядке вещей, но здесь, на материке, девушки и попонятливее, и посмелее, что ли.
— Извини, что я не соответствую твоим высоким требованиям.