Максим Евгеньевич приободрился и начал свой рассказ:
— Представьте себе… Идет Великая Отечественная, и фашисты взяли в плен группу советских солдат. Отправили их, значит, в концентрационный лагерь и послали на смерть в газовую камеру. Через некоторое время немцы вернулись, чтобы вынести тела, но обнаружили, что один из пленных не погиб, а спокойно сидит и вычесывает вшей. «Почему ты есть еще живой, russisches Schwein[2]? — спросили они. — Это газовая камера, здесь ты должен быть умирать!» «Так я же из Сталинска[3], — ответил красноармеец. — Я к душегубке привычный».
— На этом месте положено смеяться, — подсказала Лидии Полина Шишкова.
Вскоре Гошка с отцом ушли на кухню. Лиде было неловко оставаться наедине с Полиной, и та, словно почувствовав настроение гостьи, сама завела разговор:
— Они у меня настоящие джентльмены, — заметила хозяйка, кивнув в сторону кухни. — Джентльмены в унтах и полушубках. Это и хорошо, и… Они искренне верят, что щадят меня. До заварушки с Метрополией Максим никогда не допускал, чтобы Гошка ходил с ним на одно задание. Либо муж, либо сын. Они думают, что в случае чего мне будет не так больно. Это так трогательно, и так… никчемно! Если нашу страну постигнет крах, они оба пойдут по подрасстрельным статьям о сепаратизме. Кстати, как и ты. Ты когда-нибудь думала об этом?
— Нет, — выдавила из себя опешившая Лида. — Давай я помогу, — и она споро собрала со стола грязные тарелки.
***
— Поделись со мной.
— Все в порядке! Сколько можно повторять! — огрызнулся Максим, проверяя томящуюся в духовке утку.
— Если это что-то нехорошее, если тебе нужна помощь… Я же твой сын, и я не боюсь.
— Надо же, он не боится! А о матери ты подумал? Если и ты, и я…
Тут Максим Евгеньевич обернулся и увидел Лидию, застывшую на пороге кухни со стопкой тарелок.
— Вышла вон, дура! — заревел он.
Лидия торопливо сунула посуду в раковину и опрометью бросилась из квартиры, бормоча на ходу: «Простите… Извините…» Она пришла в себя, лишь оказавшись на воздухе. Устроившись на бортике засыпанного снегом фонтана, она, наконец, смогла надеть шапку и шарф. Несмотря на уже практически наступивший январь, было совсем не холодно, и она решила посидеть здесь немного, перевести дух. «Что за семейка, — рассуждала она про себя, — хоронят друг друга заживо».
Через пару минут появился расстроенный Гошка.
— Извини, что все так дебильно вышло. Я даже с твоей мамой не попрощалась.
— Это ты меня прости, не думал я, что так получится. Все равно ничего не узнали.
— Нет, — возразила Лидия, — узнали. Действительно, происходит что-то очень плохое. Не произошло — тогда бы твой отец вел себя по-другому, а именно происходит, и прямо сейчас.
— Да, наверное. Давай, я тебя провожу. А хочешь, на елку пойдем?
— А разве тебе не нужно домой? Мама и папа… Максим Евгеньевич…
— Нет уж, как раз домой лучше пока не соваться.
***
Максим Шишков уединился в своем кабинете с бутылкой коньяка. Оставаться в гостиной под неодобрительным взглядом Полины не было моральных сил.
Он уже давно понял, что в его взаимоотношения с курсантом Метёлкиной закралось нечто неправильное. Только это было совсем не то, о чем подумали бы девять из десяти офицерских жен. Максим Лиду жалел, трезво осознавая, что на этом здоровые взаимоотношения с сотрудниками построить невозможно. Но иначе он не мог. Девушка, скорее всего, это прекрасно понимала и никогда не пользовалась особым отношением начальника, была всегда исполнительна и корректна. Так что до сегодняшнего дня проблем не возникало. Да и сегодня… Максим снова наполнил опустевший бокал. Наверняка вся эта эскапада на совести Георгия.
Максим в который раз попытался представить себе, как она двадцать лет жила в подземном городе без солнечного света. Двадцать лет в мире, где нет мелких житейских радостей, где нет ничьих улыбок. А когда она пришла к ним в гости, чтобы вместе встретить Новый год, он, Максим Шишков, сначала травил анекдоты столетней давности, а потом и вовсе повел себя как последняя сволочь.
«Эта проклятая история сведет нас всех с ума», — думал он, допивая бокал.
И как нарочно в памяти возник один из разговоров, которые Максим Шишков и Бен Метёлкин вели в трясущемся балке на зимнике Енисейск — Город-на-Протоке более двух лет назад. Максим тогда только недавно познакомился с Метёлкиными, и все в них казалось ему странным. Ну, в Бене это само собой, но и в Лидии тоже…
***
— Я обратил внимание, что Лида ходит, втянув голову в плечи, — заметил тогда Максим. — Постоянно смотрит в пол. Это Метрополия ее так искалечила?