Она едва заметно встрепенулась и пошла… Куда? Да просто подальше от безобразной сцены. Самым логичным ей представилось заглянуть в женский туалет, уж тут-то ее точно не найдут.
Лида стояла у окна, выходящего во внутренний дворик, и смотрела на затянутый сизым смогом мир за окном. Слабенькое зимнее солнце едва пробивалось сквозь мутное марево. Примерно так же было у Лиды на душе: смутно, горько, пакостно. Они потерпели поражение. Полное, без уверток. И ничем нельзя себя утешить. Не получится сказать себе: вот завтра… вот я приду в себя, подумаю, составлю план действий… Пройдет месяц, другой, и ветер переменится… Мы все исправим…
Лида тяжело оперлась на подоконник. Судя по всему, что-либо исправить не представлялось возможным.
От горьких мыслей Лиду отвлекли всхлипы, доносящиеся из туалетной кабинки. Кажется, она была здесь не одна. Вероятно, некто спрятался, не желая попадаться ей на глаза, притаился в уединении. А теперь вот прорвало. Лида наклонилась и разглядела под дверцей знакомые франтоватые сапожки. Она не растерялась, схватила спрятанную в дальнем углу швабру и заблокировала дверь в туалет.
— Тань, это я, Лида. Плачешь? Тут только мы вдвоем, выходи.
В ответ на минуту все стихло, а потом рыдания возобновились с новой силой. Таня плакала горько, безутешно, время от времени задевая хлипкую, дребезжащую от каждого прикосновения дверцу. Так продолжалось довольно долго. Лида уже устала ждать и уселась на широкий подоконник, когда на какой-нибудь дециметр дверца приоткрылась, и Таня попросила: «Лид, я, кажется, сумку забыла. Сходи, а?»
Лидия бросилась в конференц-зал, надеясь, что его еще не закрыли. Она успела. Влетела туда, огляделась и не увидела ни одного знакомого лица, только представители Министерства природных ресурсов с удовлетворенным видом собирали документы в папки. Забытую сумочку она нашла без труда и уже направилась к выходу, когда путь ей преградил один из министерских чиновников.
— Так это вы Лидия Метёлкина — местечковая знаменитость?
Предчувствуя неладное, она сдержанно кивнула. Человек окинул фигуру девушки характерным взглядом, слишком хорошо ей знакомым — так смотрят, выбирая место, куда ударить.
— Кажется, с сегодняшнего дня вы больше не можете претендовать на какую-то особую роль в этой истории. Лишаетесь, так сказать, претензии на избранность, — чиновник подленько улыбнулся. — А ведь вы ощущали себя избранной, верно? Привыкайте. Боюсь, с завтрашнего дня вам придется вести себя как обычный курсант, а не изображать тут из себя Северную звезду. Позвольте дать вам совет — займитесь собой и собственной жизнью. И лучше не путайтесь под ногами, когда за дело берутся серьезные люди.
Так и не подобрав достойного ответа — в горле встал ком — Лида покинула конференц-зал и поспешила на помощь Тане. Та довела себя рыданиями до жуткого состояния: тщательно наложенный макияж потек и размазался, веки опухли, глаза покраснели. К счастью, в Таниной косметичке нашлось все необходимое, чтобы привести себя в относительный порядок.
Лида понимала, что сегодня нельзя отпускать подругу одну. Сейчас они поедут к Лиде на квартиру, посидят, поговорят по душам. Хорошо, что дома есть отличный бренди.
Все два с половиной года учебы Лидия Метёлкина помнила о том, что ее однокурсники моложе ее минимум на десяток лет. Особенно обидно было это сознавать, видя, насколько они смелее, сильнее, образованнее, как хорошо подготовлены к решению сложнейших задач. По сравнению с ними она часто чувствовала себя недотепой. Но кое в чем они ей все-таки уступали: у них не было опыта поражения — тяжелого, безысходного, когда нет представления о том, как будешь жить завтра.
То есть, до сегодняшнего дня не было, а теперь вот есть.
***
Разбитые и понурые, все четверо покинули здание университета.
— Они так говорили о Лаврове… Так гадко! — не могла успокоиться Татьяна. — Или это был намек, сигнал для всех нас? Неужели снова может начаться Большой террор?
— Да что ты! — саркастически заметил Николай. — За прошедший век люди заметно обмельчали, так что теперь возможен только террор малый.
— Я понимаю… Борьба за влияние… Все такое… — всхлипывала Таня. — Вряд ли их интересует торговля, они воспользуются нашими наработками, чтобы организовать на Плато добычу ресурсов. Почему они уничтожают наш проект?
— По кочану! — зло бросил Георгий.
— Нет, ты не понял. Они бы могли отнять проект, выдать наши планы за свои и зарабатывать деньги. Я думаю, там можно было много заработать.
— Ничего ты не понимаешь в людях! Ты знаешь батю, нас с Колькой, Лиду… И думаешь, все люди думают так же, как мы. А они вовсе так не думают! Ритейл — это тяжелый многофакторный бизнес. В народе принято считать, что торгаши — это просто и примитивно, а на деле нужно уметь предсказывать поведение потребителей, работать с big data, иметь дело со множеством поставщиков, с логистами. То ли дело майнинг! Ограниченное количество технологических операций и большая добавленная стоимость. Верно говорю? — обернулся Георгий к Николаю.