Я забыла снять шляпку, и он отпрянул и заржал, когда ветром взбило ленты. Кругом закричали:
– Берегись! Ноги, задние ноги!
Он внезапно попятился, и трое пьяных парней отшатнулись, спасаясь от удара. Но тут я сняла шляпку и чепец и почувствовала в волосах и на лице холодный ветер.
Я шагнула вперед.
Роберт принял у парня с конюшни повод и ждал, готовый мне помочь. За спиной у меня стоял гул, люди продолжали делать ставки, и какой-то частью ума я понимала, что сегодня заработаю для Роберта небольшое состояние, но важнее всего было то, что я получу Море, что он станет моим собственным конем.
Я подошла к его голове – он тревожно отпрянул.
Роберт держал повод слишком крепко, и конь ощущал напряжение окружающих. Роберт повернулся, готовясь подсадить меня в седло, но я на мгновение застыла.
Море уронил голову, Роберт слегка ослабил повод. Море потянулся ко мне прекрасным длинным лицом и обнюхал мое платье, лицо и кудрявые волосы. За нами зашептались, ставки упали, а кто-то попытался отозвать ставку, которая еще не была записана. Я этого почти не слышала. Я нежно протянула руку и дотронулась до теплой шкуры за его правым ухом, погладила ласково, как кобыла своего жеребенка. Он фыркнул, но его страх прошел, ярость и память о боли испарились от одного прикосновения, и я подняла глаза на Роберта, улыбнулась и сказала:
– Теперь я сяду.
Он был слишком опытным балаганщиком, чтобы открыть от изумления рот, но смотрел на меня с недоверием, когда сложил руки и подставил их под мой башмак, подсаживая меня в седло. Я села по-мужски.
– Отойди, – быстро сказала я.
Все было, как я и боялась. Почуяв вес в седле, конь забыл обо всем, кроме боли и жестокости, с которой его объезжали, кроме острейшей радости от того, что можно сбросить того, кто его мучил. Конь тут же встал на дыбы над Робертом, и только то, что тот быстро, трусливо рухнул на землю и перекатился, спасло Роберта от его убийственных копыт.
– Лови его! – закричал кто-то из толпы парнишке-конюху.
Но Роберт уже поднялся на ноги.
– Стой! – приказал он. – Тут пари.
Когда белая шея взмыла вверх, я вцепилась в нее, как блоха. Конь опустился, и я ждала, что он снова встанет на дыбы, но этого не случилось. Я сидела тихо, как новичок. Весила я совсем немного по сравнению с толстыми фермерами, которые пытались его объезжать, возможно, он даже подумал, что сбросил меня. А все, что мне нужно было сделать, это три минуты просидеть смирно. Я краем глаза видела человека с часами и молилась, чтобы он был достаточно трезв, чтобы понять, что минутная стрелка прошла три деления.
Конь застыл. Я протянула руку и коснулась его теплой шелковистой шкуры на шее. От моего прикосновения у него дернулась мышца, словно то было не человеческое касание, а овод.
– Море, – тихо сказала я. – Мальчик мой. Тише. Я отведу тебя домой.
Его уши повернулись вперед, а голова поднялась, он встал красиво и гордо, как статуя коня. Я легонько тронула его пятками, и он пошел вперед ровным плавным шагом. Стоило мне чуть натянуть повод, он остановился. Я посмотрела вперед, поверх его настороженных ушей, и увидела растерянное, изумленное лицо Роберта Гауера с открытым ртом. Быстрая улыбка торжества – и Роберт опомнился, лицо его приняло правильное выражение: здравое, без капли удивления.
– Две с половиной, – сказал пьяница с часами.
Все глядели на меня так, словно предпочли бы увидеть у своих ног, на земле, со сломанной шеей. Я осмотрелась. То были лица зрителей, жаждавших зрелища. Любого зрелища.
– Три, – мрачно произнес пьяница. – Три минуты, ровно. По моим часам. Сам засекал.
– Подстроено! – заревел мистер Смитис. – Конь был обучен возить девчонку. Да будь я проклят, готов поспорить, что это даже не девчонка, а твой чертов сын, Роберт Гауер! Все подстроено, чтобы выставить меня дураком и ограбить!
От его голоса Море пришел в неистовство. Он вскинулся и встал на дыбы так стремительно, что я почувствовала, как падаю, и мне пришлось вцепиться в седло, чтобы удержаться у него на спине. Потом он сделал два длинных прыжка, по-прежнему стоя на задних ногах и молотя передними копытами воздух. Толпа перед нами разбежалась с криками ужаса, и от шума конь совсем обезумел. Он рухнул вниз, склонившись, чтобы сбросить меня, и я беспомощно перелетела через его голову и грянулась на мерзлую землю с такой силой, что лишилась и дыхания, и чувств.
Когда я пришла в себя, мистер Смитис продолжал жаловаться. Я тихонько сидела, склонив голову между колен и роняя кровь на новое платье, а Роберт отмечал свой выигрыш в книге. Кто-то похлопал меня по плечу и бросил мне шесть пенсов, потом другой склонился и прошептал непристойность. Я сунула шестипенсовик в карман – не настолько мне было плохо – и дождалась, чтобы сияющие сапоги прошли мимо. Подняла голову, увидела, что на меня смотрит Роберт.
Человек, похожий на хорька, считал нашу выручку в большой книге. Карманы у Роберта были набиты битком. Парнишка снова держал повод коня, но тревожно озирался, дожидаясь, пока кто-нибудь его заберет.
– Он мой, – сказала я.
Голос у меня был хриплый, я отхаркнула немного крови и сплюнула, вытерев лицо шалью. Попытавшись подняться на ноги, я обнаружила, что сильно расшиблась. Я похромала к коню, протянув руку за поводом.
Парнишка-конюх передал его мне с явным облегчением.
– У тебя глаз подбит, – сказал он.
Я кивнула. Судя по тому, как все кругом туманилось, один глаз у меня стремительно заплывал. Я осторожно промокнула его краешком передника, который только утром был таким беленьким и чистеньким.
– Я думал, все подстроено, пока не увидел, как ты свалилась, – сказал парень.
Я попыталась улыбнуться, но было слишком больно.
– Не было ничего подстроено, – ответила я. – Я этого коня раньше не видела.
– Что ты с ним теперь будешь делать? – спросил он. – Как будешь его содержать?
– Вы же будете его кормить с другими, правда, мистер Гауер? – сказала я, поворачиваясь к Роберту.
На лугу еще оставалось несколько зевак. Они ждали его ответа. Но, думаю, он бы обошелся со мной по справедливости даже без свидетелей.
– Я сказал, что он твой, если сможешь на нем усидеть, – ответил Роберт. – Буду его кормить и подкую, для тебя. Да, и сбрую куплю. Пойдет, Меридон?
Я улыбнулась и почувствовала, как трескается запекшаяся кровь вокруг глаза.
– Да, – сказала я.
Потом оперлась на шею Моря и, хромая, побрела прочь с луга.
9
Роберт отправил меня в харчевню, возле которой мы оставили двуколку. Я завела Море в денник и свернулась в углу на куче соломы – мне было все равно где, я слишком устала, слишком расшиблась и измучилась; к тому же я слишком стеснялась и была слишком грязной, чтобы спросить горячего питья и пообедать в общем зале, как велел мне Роберт. Несколько часов спустя, когда в конюшне уже темнело и завершалась в холодных зимних сумерках конская ярмарка, Роберт вошел во двор, с цоканьем ведя за собой двух больших лошадей и трех маленьких пони.
Я с трудом поднялась. Ноги подкашивались, а голова кружилась, словно я весь день скакала верхом. Я выглянула поверх двери денника. Море нежно фыркнул мне в шею.
– Боже правый, – сказал Роберт. – Ты похожа на ведьму, Меридон. Сунь голову под колонку, бога ради. Я тебя не могу в таком виде привезти домой.
Я прикоснулась к голове и обнаружила, что потеряла чепчик, и волосы слиплись от засохшей крови. Подбитый глаз почти закрылся, вокруг рта и носа запеклась кровь.
– Сильно поранилась? – спросил Роберт, когда я осторожно вышла из конюшни.
– Нет, – ответила я. – Наверное, с виду страшнее, чем на деле.
Он подозвал паренька-конюха и передал ему поводья двух больших лошадей.
– Иди сюда, – угрюмо произнес он и стал качать насос, чтобы я сунула под него голову.
Ледяная вода ударила меня, залилась в уши, и мое дыхание перехватило. Но, смыв с лица грязь, я сразу почувствовала себя лучше. С волос я тоже смыла почти всю кровь.
Роберт послал другого парня за полотенцем на кухню, и я вытерла волосы насухо. Я дрожала от холода, омерзительные струйки ледяной воды текли по моей шее за воротник, но я по крайней мере проснулась и чувствовала, что у меня хватит сил на дорогу домой.