— Когда я подводил? — Вместо бодрого «никогда», главный задумывается. Наверное, пытается вспомнить конкретную дату. Я решаю, что не стоит напрягать хорошего, занятого человека после окончания рабочего дня, и завершаю разговор дипломатичным:
— До завтра.
Пора и одеться. Нельзя же весь вечер ходить в тоге, изображая из себя Цезаря. Так можно войти в роль и закончишь жизнь в смирительной рубашке под присмотром санитаров с добрыми глазами и сильными руками. Не самый лучший вариант карьеры для неплохого, в общем, журналиста. Но до костюма тройки и галстука с бабочкой мне добраться не удается. Снова тишину квартиры разрывает звонок. На сей раз в дверь. Вот он и пришел, обещанный «капец». Куда сибирская братва так торопится? Неужели нельзя было отложить все до завтра. Или, хотя бы дать человеку возможность одеть штаны?
Забегаю на кухню, вооружаюсь топориком для разделки мяса. Живым я им не дамся. Хоть одного врага, да напугаю. Большего мне добиться вряд ли удастся. С топориком против пистолетов да автоматов не повоюешь. А убивать безоружными не приходят.
Брыська, видно, тоже приготовился к обороне. Спрятался у порога за вешалкой. Сжал свое тело-пружину для последнего смертельного прыжка. Молодец кот. Понимает: вдвоем воевать все же веселее, а из засады нападать — сподручнее. — Кто там? — затаив дыхание, вслушиваюсь в шумы на лестничной клетке. Вместо ответа следует новый звонок. Вообще, воспитанные люди так не поступают. Подобное обращение допускают только почтальоны, энергонадзор и налоговая полиция.
Медленно открываю оба замка, резко распахиваю дверь и отскакиваю в сторону. Почти в тот же момент Брыська взмывает в воздух и сдергивает, таки с меня полотенце окончательно. А я-то думал, что мы партнеры…
— Что, белая горячка? — Сочувственно спрашивает Лида Серова. И я ее не осуждаю: что еще можно подумать об абсолютно голом мужике с топором в руках?
— Да. Горячка. Только не у меня, а у кота. — Брыська волочет свой трофей в комнату, попутно норовя укусить полотенце побольнее. Такой подлости я ему никогда не прощу. Прикрываю топором, срамное место. — Извини, что так вышло…
— Ты, пожалуйста, поосторожнее с колющими и режущими предметами. А то отрежешь ненароком, что-нибудь нужное. — Вдруг начинает переживать Лида. Она последние пол года периодически появляется в моей квартире. Обычно приходит часов в восемь. Писать диплом. Лида домучивает второе высшее образование. Была инженером, а мечтала стать психологом. Теперь осуществляет мечту. Мой компьютер используется в качестве орудия производства дипломной работы. Она приходит, скромно потупив глаза, страшно смущаясь, что не предупредила заранее, жалуется на чрезвычайные обстоятельства. Я киваю, я сочувствую. И поражаюсь только одному: почему процесс работы над дипломом всегда заканчивается в постели? Может быть, это что-то из специфики психологии как отрасли знаний?
— Не подозревала в тебе садо-мазохистских наклонностей. — гостья разглядывает желто-зеленые переливы на моем лице. — Предупредил бы, Андрюша, я бы прихватила плетку и наручники. — «И домкрат» — мысленно добавляю я. Лида — девица примечательная. Обучаясь психологии, она заразилась автоманией в самой тяжелой форме. Бред на автомобильную тематику, как правило, предшествует сексу и завершает его. Ей нужно было родиться мужчиной. На каком этапе прокололись ее родители — неизвестно, только в автомобилях она разбирается на уровне главного инженера автосервиса. А может и лучше.
— А я не мазохист. Это проба макияжа. Пригласили на роль вурдалака в фильм ужасов — Торопливо снимаю с вешалки старый плащик, накидываю не себя, затягиваю пояс потуже. — Еще раз извини. Ты пока разоблачайся, а я пойду смокинг одену. Или, хотя бы брюки.
— А стоит ли? — Что-то сегодня Лидочка настроена слишком игриво. Создается впечатление, что насилие над компьютером из планов сегодняшнего вечера исключаются.
— Поверь, я в брюках чувствую себя увереннее. — Я неприятно поражен тем тавтологическим монстром, который породил мой корявый язык. «Поверь», «увереннее» — стыдно и не профессионально журналисту так насиловать «великий и могучий».
— По-моему, ты и без брюк не выглядишь сильно растерянным. — Лида оценивающе оглядывает поношенный плащик и торчащие из него волосатые ноги, и, с невинным видом, добавляет:
— Уже…
Иногда мне кажется, что экспериментальную часть своего диплома Лида отрабатывает на мне. Как-нибудь, на досуге стоит поглядеть, что эта инженерша человеческих душ накропала в своем эпохально труде. Можно оказаться в очень неприглядном виде перед потомками.
Быстро впрыгиваю в джинсы, набрасываю рубашку. Десять секунд — и я при параде. Брыська, сволочь, развалился на полу на махровом полотенце и поглядывает на меня, не скрывая иронии. Оставлю его сегодня без ужина. Хорошо смеется тот, кто смеется сытым.
Лида заходит в комнату облаченная только в черные джинсики и, размахивая сумочкой, заявляет:
— А вот и я!
— Лидочка, дорогая, ты ничего не перепутала. В прихожей снимают только верхнюю одежду. — Я почти сожалею, что не смог, как положено джентльмену, помочь даме снять шубу. По рассеянности, что ли, гостья оставила на вешалке так же блузку и лифчик.
— Я что-то сделала не так? Мне показалось, что у нас сегодня новая игра… — Только женщина может сделать такой вывод из простой цепочки случайных совпадений. — Кстати, у меня вот что есть! — Лидочка эффектным жестом водружает на стол свою сумочку. Темные соски при этом игриво подпрыгивают. Длинные, ловкие пальцы на мгновенье зависают над застежкой сумки и извлекают из ее бездонного чрева две бутылочки темного пива «Вена». — Есть предложение вскрыть пару вен!
По-моему, она только что вернулась с практических занятий из сумасшедшего дома.
— Я сейчас. Только за открывашкой схожу. — В прихожей на зеркале аккуратно сложены: лифчик и складочка к складочке — блузка. Джинсовая курточка на плечиках висит на вешалке. И это называется: внезапные эмоциональные порывы? Возвращаюсь с открывашкой, лифчиком и блузкой.
— Это, — кладу на стол октрывашку. — для пива, а это, — помахиваю тряпками, — для тебя.
— Может быть, не надо? — Я чувствую. Как Лида внутренне морщится, наблюдая мое небрежное отношение к предметам ее туалета. Она жуткая аккуратистка и страшная чистюля. Не могу сказать, что это сочетание качеств мне неприятно, но существовать в одном пространстве с женщиной ее типа более одного дня я не в состоянии. Отчетливо понимаю, что проблема не в ней. Проблема во мне и в том, что свои правила жизни она приносит с собой как некий стандарт действий, обязательный для исполнения всеми. А я сторонник свободы вероисповедания. И потому, никогда на ней не женюсь и сейчас помогу одеться.
— Отчего же, не надо? Позвольте поухаживать. — Без всяких фривольностей застегиваю лифчик. С блузкой, обиженная гостья справляется сама. Почему-то именно сейчас мне приходит в голову, что со всеми моими холостяцкими штучками пора заканчивать. В том числе и с Лидой. Нам бывало неплохо. И даже очень. Но пора признать честно: она не моя женщина, а я не ее мужчина. Хватит морочить голову будущему гению отечественной психоаналитики.
— Отличное пиво. — Стараюсь сгладить возникшую напряженность.
— Ничего. — С деланным равнодушием реагирует Лидочка. Вдруг ее глаза загораются неподдельным интересом. — А откуда у тебя эта оптика? — Она указывает элегантным, холеным пальчиком на, приватизированный мною, подфарник.
— Да, так. Сувенир на память. — Не буду же я ей объяснять, что украл этот предмет у бандитов. И так с экзотикой сегодня явный перебор.
Лидочка, забыв недавнюю обиду, бросается к блестящей стекляшке.
— Андрюша, миленький, подари? А? Я, когда разбогатею, куплю себе Мерседес. А запчасть уже будет. Представляешь. — Она как ребенок крутит подфарник в руках, поглаживает его поверхность ладошкой. Интересно: психологи все такие?
— Бери, конечно. — Я не рассчитываю разбогатеть. Провинциальным журналистам Мерседесы не по карману. К тому же: почему бы ни подарить чужую вещь женщине отправленной в отставку? Что мне жалко, что ли?