Врет. Все врет. Или почти все. Если ее роль сводилась к исполнению функций зиц-председателя Фукса, то зачем было нужно в меня палить из пистолета. Испугалась, что расскажу милиции об огороде, где меня намеревались закопать? Да ей достаточно было бы расплакаться у следователя и сказать, мол, бандиты запугали, заставили под дулом пистолета. И вообще, она меня спасти собиралась. Но не успела: я сбежал раньше. Поверили бы, скорее всего в милиции. Не с испуга Лидочка хотела увеличить содержание свинца в моем организме. Вряд ли такое покушение можно квалифицировать как попытку убийства в состоянии аффекта. Она действовала вполне продуманно. Не просто вытащила из сумочки пушку и пальнула в меня, бедного. Нет. Лидочка предварительно накрутила глушитель. Не хотела лишнего шума. Да и откуда у бедной испуганной жертвы оружие. Положительно: дамочка желает поводить меня за нос. Ясно только одно: Кускова Лидочка боится по настоящему, без дураков. Значит, есть за ней какая-то вина. Нужно держать провинциальную Мата Хари на мушке, продолжать расспросы до полного выяснения истины. Но, главное, самому лишнего не болтать. А то я себя знаю.
— Допустим я тебе верю. Скажи, чем занимался твой Валера? На что жил и содержал банду? — Я вспоминаю рассказ продавщицы.
— Так, по мелочам шакалил. Машины угонял.
— Что с ними делал?
— Иногда на запчасти разбирал. Иногда просто придерживал у себя, а потом «помогал» хозяевам за небольшую плату найти их машину.
— В твоем гараже автомобили разбирал?
— Иногда в моем. Чаще привозил уже детали. Просто хранил. Там у него что-то вроде склада было.
— А каким боком в этой истории оказался Волобуев со своим ТетраТехом?
— Валерка через него запчасти сбывал. Кое-какие поручения выполнял.
— Угон Mercedes'а — поручение Волобуева?
— Не совсем. Скорее его «крыши». На сколько я знаю, все делалось с подачи Кускова. Что-то птичка разоткровенничалась. И в результате ее откровений в деле тумана только прибавляется.
— Ничего не понимаю. Кусков сам заказал угон своей машины?
— Кажется, да..
Ладно. Это все нужно «переварить», отделить зерна от плевел, глядишь, что и прояснится.
— Откуда у тебя пушка? — Сам не знаю почему из меня вываливается этот вопрос.
— Друг подарил.
— Валера?
— Нет. Куда Валерику такие подарки делать.
— А кто? Кусков?
— Нет. — Лидочка неожиданно начинает улыбаться. Я никак не могу понять: чего такого смешного я сказал? — Совсем наоборот.
— Воксук? — Язык снова вырывается из-под контроля.
— Это что? — Лидочкины глаза перестают улыбаться и округляются.
— Кусков наоборот.
— Дурак. Я не в этом смысле говорила. Я о Гитлере.
— О Гитлере? — Настала моя очередь удивляться.
— Ну, да. Он у Куска главный конкурент. И мой старый друг. Так, что лучше со мной обращаться поласковей. Понял?
Я еще ничего не понял, но в конце туннеля, кажется, забрезжил свет истинны.
А в больнице веселье. Помесь первомайской демонстрации с Новым годом. Толпа народа и все с подарками. В смысле с передачами. Сотня дедов Морозов и Снегурочек. Суббота. День массового исполнения родственного долга.
В гардеробе длиннющая очередь. Пол дня можно потерять. И, кстати, не очень понятно, как мне раздеваться. Мило я буду выглядеть с Лидиной пушкой в руках. Весьма экзотически. Может быть публика, увидев оружие, пропустит в гардероб без очереди? Как героя боевых действий на территории СНГ. Вряд ли. Скорее сдадут в милицию. Прихожу к выводу: положительно через парадный подъезд идти не стоит.
— За чем мы сюда притащились? — Перспектива экскурсии по больнице Лидочку не вдохновляет.
— Дело есть. — Контролирую свой язык. Для пущей надежности даже слегка прижимаю его зубами. Этот толстый красный подлец в любой момент готов вылететь птичкой из гнездышка-рта и начирикать лишнего. — Пошли.
Мы обходим больницу с тыла и входим в беленькую одноэтажку морга. В маленьком коридорчике тихо. Вот уж поистине: ни одной живой души.
— Какого хрена ты меня сюда привел? — Лидочка пытается вырваться, но я плотно прижимаю ее руку под локоток к себе. Лучшего места для выяснения истины не придумать. Жаль: на психологическую атаку совершенно нет времени. Оглядываясь по сторонам: три двери. Как в сказке: налево пойдешь — коня потеряешь и т. д… Облупившаяся белая эмаль, допотопные, металлические ручки в сочетании со специфическим запахом вызывают острое желание исчезнуть отсюда, по возможности быстро.
Толкаю ближайшую дверь. Локоток под моей рукой резко дергается. Бедная Лидочка насмотрелась американских кошмариков, а всех-то дел: спящий пьяный санитар на кушетке. Что скрывается за следующей дверью можно определить не открывая. По запаху. Нам туда рано. Третья дверь распахивает пасть туннеля-перехода в больницу. Бетонный пол полого уходит вниз.
— Топай, бегом. — Тяну Лидочку за собой в туннель.
— Никуда я не пойду! — Срывается она. Куда исчезла уверенность и жесткость, с которой не так давно Лида накручивала на пушку глушитель. Жизнь быстро меняет людей.
— Хочешь остаться в морге? — Вопрос задаю с самым невинным видом. Эффект поразительный. Теперь уже не я тяну криминальную девицу по подземному переходу в больницу, а она меня. Давно бы так.
Никогда бы не подумал, что так приятно видеть серые строгие глаза, не строгими, а сияющими. С Катей мы сталкиваемся на первом этаже травматологического отделения. Катя улыбается и я чувствую, как мой рот стремительно раздвигается от уха до уха.
— Привет! — Говорит она. Мы разглядываем друг друга, словно шедевры в Лувре.
— Катюша, я… — Начинаю говорить и чувствую, упирающийся в бок острый локоток Лидочки. Черт, за чем я ее притащил в больницу? — Познакомься, это Лида.
— Очень приятно. — Катя еще улыбается.
— Аналогично. — Заявляет Лида весьма развязано. Положительно, нужно было ее задушить в морге и оставить на попечение пьяного санитара.
— Она… — Пытаюсь объяснить Лидино присутствие. Но эта стервозина прерывает меня на полуслове:
— Я его любовница. — Самое обидное, что не врет. Верно говорят: ничто не обходится нам так дорого, как правда.
— Катенька, нам нужно поговорить. — Стремлюсь загладить возникшую неловкость. Серые глаза гаснут, Катя, едва заметно дергает плечиком и делает шаг в сторону, освобождая нам дорогу.
— Для вас — Екатерина Владимировна. — Негромко произносят ее мягкие губы. — Извините, я на работе. Мне некогда.
Я готов вытащить из-за пазухи пистолет и пристрелить Лидочку на месте. Но тогда ближайшие пятнадцать лет, мне точно не светит увидеть серые глаза. Не стоит Лидочка такой жертвы. Вытаскиваю из куртки правую руку вместе с металлоломом, цепляющимся за указательный палец. Подхватываю Катю под левую руку.
— Придется вам, Екатерина Владимировна, на время свои дела отложить.
— В больнице с оружием находиться нельзя! — Категорично заявляет Катя.
— Знаю. Но без оружия — опасно. Я все потом объясню.
— Ладно. — Соглашается Катя. — Только спрячь свою железяку. Нельзя нервировать больных. Пусть они не узнают, что ты буйно помешанный.
Ну, как спорить с таким человеком? Что не фраза, то шедевр человеческой мысли. Отправляю руку с оружием на прежнее место: за пазуху. Поднимаемся к Лешке. На лестнице нас тормозит розовощекая, голубоглазая сестричка — не девушка, а ходячий стандарт здоровья:
— Екатерина Владимировна, вас какие-то симпатичные молодые люди ищут. — Сестричка глядит хитро и игриво. — Такие крутые и веселые.
— Молодые люди? — переспрашивает Катя.
— Ну, да. Я, такая, стою, а они, такие, подходят и говорят: «Где найти самую симпатичную врачиху?» Я такая, спрашиваю: «Какую? У нас все симпатичные.», а они отвечают: «Екатерину Владимировну Савину». Они остались у 210 палаты, а я сразу побежала вас искать.
Так, не трудно догадаться, что это за молодые люди и почему они так жаждут встречи с Екатериной Владимировной. Стоит сорвать свидание. Последствия могут быть самыми катастрофическими.