— Мальчишка мне не нравится, — шепнул Дар.
— Я за ним присмотрю.
— Ты?
— Справлюсь.
Дарлан со мной не согласился, но заткнулся. Отлично, меня как раз слишком тошнило, чтобы с ним спорить. Сочувствие к парнишке по имени Янис тем временем росло и крепло, за ним действительно стоило присмотреть. Как бы его не отправили в Посмертье раньше срока. Просто за то, что увидел перстень принца.
Мы прошли по коридору и оказались в просторном помещении в темных тонах. В центре располагалась сцена с подиумом, вокруг теснились столики. Второй этаж-балкон, предполагающий больше анонимности. Обычно свет направлен на сцену, невозможно разглядеть, что происходит наверху. Запах стоял все тот же сладко-приторный, навязчивый. Тошнотворный ком так и подбирался к горлу.
— Это случилось там? — указала я наверх.
— Вы уже знаете? — светлые брови Яниса удивленно изогнулись.
— Ида у нас что ске́льта, все видит наперед, — попытался пошутить Дарлан, но вызвал лишь недоумение.
На втором этаже полицейских оказалось больше. Хозяин заведения тоже прибыл и маячил в коридоре, его бледная физиономия выделялась в темной обстановке. Он больше напоминал обитателя Посмертья, чем живого человека. Увидев нас с Даром, залепетал что-то неразборчиво, побледнел и оперся на ближайшую стену. Его паника не удивила — никто не горит желанием связываться с королевской полицией, а тут целое убийство и сам альтьер Бурхардингер прибыл.
Погибшая девушка лежала в узком коридоре. Я ожидала неприятного зрелища, отталкивающего, но это было просто женское тело в черном костюме — сценическом, откровенном, в каких не ходят по улицам Мортума, и уж тем более не ходят в Низменности. Лицо девушки скрывалось за копной густых темных волос. Она словно шла по коридору и внезапно свалилась в Посмертье. Но вряд ли все случилось так просто: возле ее правой руки на полу виднелись царапины, будто она ползла вперед, цепляясь за ускользающую жизнь. Левая рука прижималась к телу ладонью вверх.
— В руке был зажат перстень, — шепотом пояснил Янис, проследив за моим взглядом. — Прибыв на место, я сразу обратил на него внимание и разжал ладонь. Узнал печать и сообщил в королевскую полицию. Больше к девушке никто не приближался — все согласно правилам.
Пока Дарлан разглядывал царапины на полу, я отошла подальше. Девушка лежала в коридоре между двумя дверьми — обе вели к приватным зонам у балконов. Тянулась девушка к той, что слева, туда я и вышла в первую очередь. За дверью прятался стол на десяток человек, заваленный остатками закусок. Чужой праздник жизни закончился вместе с убийством. Несколько разбитых стаканов, липкие пятна вина, раздавленный виноград — зрелище навевало тоску. И тошноту, ведь запах ирны смешался с терпким алкоголем.
На полу валялась бутылка вина, рядом — алая лужа, похожая на кровь. Я наклонилась и подняла бутылку. Простая этикетка с каллиграфической надписью «Ида» лишила последних сомнений — Александр был здесь.
«Я путешествовал по Даммартену и навестил их знаменитые виноградники. Ты бы знала, насколько они зеленые — глаза не видят ничего, кроме зелени, и так до горизонта. Но это не главное, нет! Помнишь вино, которое мы пили на маскараде? Том самом, после которого впервые занялись любовью. Такое горькое, пряное. Особенное для нас. Теперь оно будет носить твое имя, Ида. Люди будут пить лучшее в мире вино и знать о моей безграничной любви к тебе…»
Сердце мучительно сжалось, ему не хотелось новых испытаний.
Ко мне присоединился Дарлан. Его взгляд зацепился за бутылку в моей руке.
— Александр был здесь.
— Думаешь, такое вино пьет только он? — съязвила я, но пошла на попятный: — Его перстень как-то здесь оказался, логично предположить, что он прибыл не сам по себе, а на пальце хозяина.
— Девка могла его украсть.
— Могла, но мне это трудно представить.
— Почему? Думаешь, она не воровка?
Меня передернуло от отвращения. Мужчины вроде начальника королевской полиции удивительно лицемерны: сейчас он готов обвинить мертвую девчонку во всех грехах, сходу записал в шлюхи и воровки — уверена, скоро еще что-нибудь домыслит. А сам наверняка не вылезает их похожих клубов. И на девушек смотрит, и вряд ли только смотрит, учитывая его сомнительную репутацию. При этом Дарлан считает себя чистым и непорочным настолько, что в Посмертье ему ни дня не служить.