Лиззи даже не успела удивиться странному вопросу этого человека, когда ее рот неожиданно закрыла грязная тряпка. Резкий удушающий запах жидкости, которой та была пропитана, проник в ноздри. Чьи-то сильные грубые пальцы прижали тряпку к лицу Лиззи так крепко, что она не могла даже дернуться.
Перед глазами все поплыло, и последним, что она увидела, было ухмыляющееся лицо типа в шапокляке, спрашивавшего про мертвого солдата.
Лиззи безвольно опала на руки человека, который подкрался к ней сзади и лишил ее чувств.
– Первое дело сделано, – сказал тип в шапокляке, подойдя.
– Нужно поторопиться, Пиггс, – сказал другой, обладатель красного клетчатого шарфа и такой же кепки.
– И без тебя знаю, Смайли. Потащили.
– А что с корзиной делать?
– Оставь здесь. Она ей больше не понадобится…
…Леопольд Пруддс лежал на дне могилы и глядел на дождь, стучащий по стеклянной крыше Чемоданного кладбища. Серо-зеленые капли воды бились в нее и стекали, оставляя разводы, а по кладбищенскому парку гуляло эхо.
Он снова это сделал. Дождался, когда гробокопатели мистер Дэрри и его сыновья уйдут, а затем спустился на глубину в шесть футов.
Лео забирался в могилы, только когда его подобие существования становилось совсем уж невыносимым. В такие моменты мир кругом утрачивал свои цвета и превращался в старую выцветшую фотокарточку, запахи исчезали вовсе, а звуки сливались в неразборчивый гул. В груди при этом появлялась неимоверная тяжесть, ноги начинали словно врастать в землю.
И только на дне, буквально в сырой земле, ему становилось легче. Он приходил, ложился в очередную пока еще пустую могилу и просто какое-то время глядел на грязное небо, проглядывающее через такую же грязную стеклянную крышу. Лежа на дне без движения и едва дыша, он ощущал себя героем своего собственного скорбнянса – грустного похоронного романса, сыгранного на трубе среди надгробий.
Печальная музыка сплетается с ветром, летит по воздуху вместе с подхваченными осенними листьями, сливается с каплями дождя. Она повествует о том, как молодой мертвец бродит по земле много после срока своей кончины.
Эта придуманная им самим история успокаивала его, но всякий раз неожиданно и резко обрывалась, оставляя после себя пугающую неизвестность и повисший в воздухе вопрос: «Что же будет дальше?». И тогда ему не оставалось ничего иного, как самому выяснить это… Он выбирался наверх и снова на какое-то время притворялся живым. Ради отца.
Отец, разумеется, убеждал Лео, что тот просто сошел с ума. И пытался заставить его выбросить «все эти бредни» из головы.
Господин Пруддс был суровым человеком, которого уважали не только в Саквояжном районе, но даже в Блошином, за каналом. Здесь все знали главу погребального оркестра, более того – с его участием в городе даже ходили поговорки, вроде «Слышишь Пруддса – кто-то освободил комнату»; или проклятия в духе «Да чтоб по тебе сыграл Пруддс!».
Уильям Пруддс был воспитан еще при старых порядках и все, что не понимал, называл глупостью и чепухой. Такие люди не признаются никому, когда испытывают душевную боль, считая, что душевная боль – удел дам и неженок. Они скрывают ее в глубине, «под половицами», прячут ее за злостью и грубостью. Лео знал, что папа его любит, знал, что своими выходками ранит папе сердце, но считал, что отцу просто нужно понять и смириться. Рано или поздно ему придется. Тем более осталось недолго.
С каждым новым приступом Лео становилось все тяжелее выбираться из могилы, и он все явственнее ощущал, как садится завод у машины, что заменяет ему сердце. Леопольд Пруддс совсем истончился, он почти закончился…
– Эй, ты, Мертвяк! – раздался вдруг знакомый дребезжащий голос.
– Да нет его там, – добавил не менее знакомый сопливый бубнёж в нос.
– Говорю тебе, он там: уже заселился и обживается!
Лео вздохнул: сейчас начнется…
Над могилой показались две пучеглазые ушастые рожи. Джимми и Бенни.
– Я же говорил! – воскликнул Бенни. На его лице появилось самодовольное выражение – кажется, они с Джимми заключили пари. – Так и знал, что ты здесь обнаружишься. Как тебе там, не тесно?
Джимми добавил:
– Ох, что будет, когда папа узнает, что ты снова забрался в чужую могилу! Вот он тебе задаст! Как тогда: будешь целую неделю дуть в забитую трубу.
– А мы ему всё расскажем.
– Уж не сомневайся!
– Папа велел не опаздывать – мы разучиваем новый скорбнянс. Там очень сложные партии, но тебе понравится – называется «Меланхоличный Мертвец» – прямо про тебя…