Егор говорил, а я, вопреки здравому смыслу, не слушала.
Целиком и полностью хватало всего лишь яркого, на грани боли, ощущения его близости. Время замерло, точно специально дарило нам минуты уединения. В голове крутилась единственная мысль, что губы Егора слишком близко и стоит мне привстать на носочки, смогу утолить любопытство, попробовав, какие они на вкус.
— Прости меня.
Растворяясь в этих нежных прикосновениях, я готова была простить ему любое прегрешение. Да что там! Согласиться на все, лишь бы растянуть столь тонкое удовольствие подольше!
— Только не плачь больше.
Меня словно обухом по голове огрели! Вся его нежность из-за… банальной жалости? Или просто непереносимости женских слез?
Я крепко зажмурилась.
Егор коснулся век, надбровных дуг, подушечкой большого пальца очертил линию губ.
Он дотрагивался так ласково и мягко, точно боялся, что я смогу рассыпаться под его ладонями, надави чуть-чуть сильнее. От этой чуткой неги слабость разливалась в ногах, а грудь наполнялась особенной щемящей тоской по чему-то несбыточному, что дышать становилось тяжело и больно. Его руки боготворили меня, взгляд опалял, но прозвучавшие слова больше не давали полностью сдаться в чувственный плен.
— Пожалуйста. Не плачь.
Жалость — последнее, что я хотела бы вызвать у мужчины, от которого у меня подкашивались ноги.
— Не буду, — глухо отозвалась, вывернувшись из его объятий.
Несколько долгих секунд Егор еще держал руки на весу, будто смаковал ощущения, что так неожиданно прекратились, потом с тихим вздохом опустил их.
Мне же без его тепла сразу стало морозно.
Хватит раскисать! Мечтательница!
Как бы ни хотелось иначе, а мое слишком богатое воображение сыграло злую шутку! Я способна вызывать у мужчин либо отвращение, либо жалость. Пора с этим смириться и не подпитывать ложных иллюзий.
Егор неожиданно резко развернул меня к себе и припал к губам с поцелуем.
Его губы дразнили, наказывали, замирали в обещании чего-то большего и разжигали внутри меня пламя, которое грозилось беспощадно опалить дотла.
От такого напора я лишь сдавленно охнула. Мужчина тут же воспользовался предоставленной возможностью, дабы углубить поцелуй. Боясь, что еще чуть-чуть и ноги перестанут держать, я крепко ухватилась за его плечи и робко ответила на ласку.
На короткое мгновение мужчина замер, точно окаменел, а потом с тихим стоном вернул ласку. Наши дыхания переплелись, слившись воедино.
Миг, когда все прекратилось, сопровождался легким уколом сожаления.
— За это извиняться не буду, — тяжело дыша, сказал Егор. — Даже не проси.
— Не буду.
Прижавшись лбами, мы немного постояли в тишине. После недавно пережитого потрясения, что я уже вознесла в ранг наилучших моментов своей жизни, слова казались лишними.
Сейчас, стоя в объятьях Егора, впитывая его тепло, мне было так комфортно и хорошо, что сердце захлебывалось восторгом. Все происходящее казалось таким… естественным и правильным, точно случайно забытая аксиома, что вопреки обстоятельствам упрямо продолжала действовать.
— Спасибо, — первым нарушил приятное молчание он.
— За что?
— За то, что доверилась мне, осталась, за то что вообще появилась в моей жизни…
Мужчина осыпал легкими поцелуями мое лицо, точно не мог остановиться. Потом мимолетным движением заправив прядь волос мне за ухо. забрал из руки телефон и, наконец, отступил. Оказывается все это время, выйдя из спальни, я продолжала судорожно сжимать мобильный в кулаке.
— К-куда?
— Занесу свой номер в твою адресную книгу. Ты все необходимое забрала?
— Д-да.
Собраться с мыслями оказалось сложно.
Егор же наоборот вновь стал выглядеть невозмутимо и серьезно. Точно этот эмоциональный смерч, что чуть не снес нас обоих совсем недавно, был и вовсе не с нами.
Только вот лихорадочный блеск его глаз, да довольная, как у сытого кота, улыбка, говорили обратное: Егор не так собран и спокоен, каким хочет казаться.
— Тогда пошли.
Егор засунул мобильный телефон в боковой кармашек дорожной сумки, уверенно подхватил ее одной рукой, а другую протянул мне в немом приглашении. Стоило только вложить пальцы в его ладонь, как необъяснимое тепло наполнило сердце, а уверенность, казалось передавшаяся от Егора, придала сил.
На этот раз руководил он: и квартиру закрывал, и сумку нес, и из подъезда вел к машине. А я не протестовала, искренне наслаждаясь второстепенной ролью. Каждое его обыденное действие сейчас смотрелось, как нечто крайне важное. Словно некое утверждение прав, откровенная демонстрация мужской опеки.