Армия прикроет посадку, памятуя, что необходимые для ее эвакуации суда также стоят в полной готовности в портах, согласно установленному расписанию. Для выполнения долга перед армией и населением сделано все, что в пределах сил человеческих.
Дальнейшие наши пути полны неизвестности.
Другой земли, кроме Крыма, у нас нет. Нет и государственной казны. Откровенно, как всегда, предупреждаю всех о том, что их ожидает.
Да ниспошлет Господь всем силы и разума одолеть и пережить русское лихолетье.
Генерал Врангель».
- Теперь Вы знаете все. И сейчас я Вас попрошу, я подчеркиваю господа, попрошу, о главном. Войска на Перекопе и Чонгаре истерзаны до предела. Там ходят в штыковые контратаки на конницу…. Они держатся только на силе духа. Этого очень много, но, к сожалению, не достаточно…. Враг превосходит нас многократно. Господа, нам нужно обеспечить эвакуацию более ста пятидесяти тысяч мирных русских людей! А для этого необходимо продержаться еще несколько дней или переломить ситуацию. Мне кажется, красные тоже на пределе.
- Прошу к карте, господа. На Перекопе дроздовцы и корниловцы занимают Юшуньские позиции… Несколько раз пытались отбить Турецкий вал, но безуспешно. Красные наладили переброску войск через Сиваш на Литовский полуостров, в тыл этой группировки. Пока мы удерживаем первую полосу окопов в дефиле между озерами и заливом. На Чонгаре удается отбивать набеги с помощью бронепоездов… Силы тают с каждым часом. Где порвется эта тонкая нить, неведомо. Нужно обеспечить быструю и решительную помощь в критических ситуациях. Поэтому, Донской корпус, под командованием генерал-лейтенанта Абрамова Федора Федоровича,- вытянулся один из офицеров, - а также конный корпус генерал-лейтенанта Барбовича Ивана Гавриловича, - Врангель повернулся к офицеру, рассматривающему карту, - образуют наш последний резерв. Оперативная группа будет дислоцироваться в Воинке. Оттуда удобно и быстро достигать и Чонгара, и Юшунь. Донцы закрывают Чонгар, корпус генерала Барбовича – Перекоп. - барон замолчал. В штабном вагоне воцарилась тишина, только трещали дрова в буржуйке, да снежная крупа царапалась в окно.
- Иван Гаврилович, Федор Федорович, - тихо заговорил Врангель, - нам нужен контрудар…один, всего один решительный и своевременный контрудар, а там … а там вырваться в Северную Тавриду, пройтись по тылам, и красным нужно будет еще полгода на подготовку нового наступления. Понимаете, нужно уловить момент, почувствовать, когда они вытянутся и почти оторвутся от резервов, и вот тогда… Это смогут только твои «мертвецы», Иван Гаврилович. Это шанс спасти Крым… Хотя, я иногда думаю, что даже если бы перешейки сузились до размеров Фермопилского прохода… красные завалили бы их трупами, но не остановились. Все, господа. Приступайте. Время не ждет. Честь имею.
Офицеры одели фуражки, и вышли из вагона в ночь. Со стороны Чонгара доносилась канонада. Джанкойский вокзал был черен и пуст, только патрули как тени бесшумно передвигались по перрону, охраняя поезд главнокомандующего. Барбович, одевая перчатки, обернулся к Абрамову:
- Ну что Федор Федорович, последний парад наступает? Что вы думаете про контрудар?
Абрамов помолчал и, закутываясь в башлык, тихо сказал:
- Это ж надо еще почувствовать этот самый момент … чуть поторопился или опоздал и все, исправлять будет просто некому. Да он, наконец, может просто не наступить… Посмотрим. Счастливо, голубчик. Дай Бог, увидимся. – и отдал честь. Барбович козырнул:
- С Богом. – едва коснувшись стремени, легко бросил сухое тело в седло подведенного коня и почти сразу пустил его в галоп. Несколько всадников сорвались за ним. Абрамов еще постоял немного, смотря ему вслед:
- Сколько ему? Сорок пять? Чуть моложе меня. А какая легкость, раз и в седле. Неутомимый кавалерист, любимец подчиненных. Всегда на виду, всегда впереди, беспримерной храбрости человек … в одном из боев был ранен штыком в голову … и это генерал! Но не вышел из боя, продолжал командовать, только успевал менять полотенца, кровь заливала глаза! Да и большинство в его корпусе такие же. Один первый эскадрон чего стоит. Костяк составляют офицеры. У большинства красные уничтожили родных и близких. Называют себя «Мертвецы», «Эскадрон мертвецов». Возникло это название после того, как еще под Харьковом, когда нужно было ринуться вперед, на прорыв, когда уже полегли почти все впереди, Барбович спешил остатки своей небольшой армии и сказал: