- Господа, идя в бой, мы должны считать себя уже убитыми за Россию.
Тогда, взяв винтовки «на ремень» и закусив папироски, молча, они пошли на пулеметы … и красные не сделали ни одного выстрела! Только донеслось из вражьего окопа:
- Не стреляй братцы, ахвицера! Нехай йдуть, - и уже в спину,- Энтих не убьешь: они уже и так мертвецы!
После этого и закрепилась за офицерским эскадроном название «Эскадрон мертвецов». В самых, казалось бы, пропащих ситуациях вдруг вылетала конная лава, раскручивая завораживающе блестящие клинки над головами, бешено колотя землю тысячами копыт и визжа так, что враги седели и разбегались еще до того, когда, полные убийственного, холодного веселья, бесшабашные всадники, привстав в стременах и свешиваясь в удобную сторону, начинали свою безжалостную и кровавую работу. Им не было чего бояться или терять, они действительно уже давно все были убиты.
- Да, - Абрамов снова подумал про контрудар,- на самом деле, они могли бы решить эту задачу.
Оперативная группа не успела расположиться в Воинке, как последовал приказ выдвигаться на Перекоп и поддержать дроздовцев на Юшуньских позициях. Но едва войска выдвинулись, донцам поступил новый приказ вернуться на Чонгар, а корпусу генерала Барбовича предписывалась организация контрудара на Перекопе. Во второй части приказа указывалось, что, в случае неудачи, донцам следует отходить на Керчь, а корпусу Барбовича на Ялту, где их будут ожидать плавсредства для эвакуации.
- Отлично, - думал генерал, покачиваясь в седле, – солдаты будут уверенней, зная, что их не бросят в случае поражения, да и хорошо, что не остались в Воинке, рассиропились бы в тепле. Кавалерии нельзя быть статичной. Чтобы уловить момент контрудара, нужно двигаться, маневрировать и разъездами постоянно как бы «пробовать» противника.
Корпус переменным аллюром приближался к Юшуни. Стали встречаться выходящие из боя раненые, мечущиеся без всадников кони. Впереди нарастала пулеметная трескотня и, как гром, перекатывался орудийный грохот. Верховые разъезды постоянно докладывали штабным офицерам об изменении обстановки впереди. Показались соленые озера и узкий проход между ними. Корпус устремился в эту теснину. И почти сразу впереди взвились сигнальные флажки, затрубил горн, и лошади, почуяв скорую дикую скачку, запрядали ушами, захрапели, натягивая поводья, словно пробуя дозволенную всадником свободу. Кавалерия на ходу, переходя с аллюра на рысь и галоп, выстраивалась посотенно в ряды.
- Шашки-и-и к бою-ю! - с рвущим рассудок лязгом взвились над головами сотни режущих молний.
- Впере-е-е-д! – и вот уже распластанные в воздухе кони стремительно несутся в сторону врага, а всадники ищут глазами цель, а те, кто наметил ее, уже привстаёт на стременах. Нестройно стреляют навстречу. Пули слепо и недовольно фыркают над головами, кто-то падает из седла, кто-то летит через голову упавшей лошади… Впереди, среди столпившихся на бруствере, мечется старший в буденовке, наганом толкает в спину солдат к текущей навстречу визжащей смерти, не глядя стреляет в ее сторону. Но солдаты уже парализованы, у них одно желание, спрятать голову и спину от резкого с потягом, разваливающего надвое удара. Кто-то все-таки начинает стрелять с колен, но лава уже обтекла их со стороны, и шашка со свистом мазнула тонкой, красной полосой по лицу стрелявшего, и уже тот, в буденовке, зажимая голову окровавленными руками, сползает по стене окопа. Остальных лошадьми сбивают в кучу, они сдаются. Белые, неживые лица. Конница останавливает свой стремительный бег, с лошадей валит пар, и хлопьями слетает пена. Разгоряченные всадники, с горящими, пустыми глазами, еще сжимая в руках неостывшие шашки, крутятся вокруг пленных, норовя приблизиться. Офицеры незлобно и нехотя отгоняют их. Первая и неожиданно скорая победа. Пространство, между озерами, усеяно мертвыми телами. Корпус выравнивает строй. Пленных, кого скорым шагом гонят в тыл, кого тут же быстро кончают в окопах.
- Впере-е-е-д!
И уже ловкие артиллеристы разворачивают трофейные орудия, начинают бегло стрелять куда-то вперед, в туман и пороховую гарь, что-то высматривая там и показывая руками.