„Тотчас солдаты, опасаясь, что он еще не умер кинулись прикончить его ударами прикладов. Офицер сказал им: „Видите: он умер, оставьте“!
Таков рассказ врага, одного из тех диких зверей, которые яростно кинулись на побежденный народ и бегали на казни, как на праздники.
Этот рассказ, хотя и умышленно смягчённый, говорит о подлой свирепости палачей и о героизме жертвы, более, чем могли бы сказать целые томы.
Это картина — живая, забыть которую невозможно.
Таков был конец Варлена, увенчавшего мученичеством жизнь, целиком посвященную на служение праву и правде.
Я остановился так долго на этих двух фигурах, потому что они вполне олицетворяют собой две сторон коммунистического движения и могут быть названы двумя гранями Парижской Коммуны.
Делеклюз, это — буржуазный якобинец, который, забыв свое происхождение, свое воспитание, свои инстинкты и кастовые традиции, становится социалистом, чтобы соединиться с народом, пойти вместе с ним на завоевание социальный свободы.
Варлен, это — сам юный народ, поднимающий голову, овладевающий наукою, и и порывом геройства отождествившийся с Социальной Революцией, которой он — верный, прирожденный представитель, которой он — тело и кровь.
Первый говорит — Коммуне: „Ты — справедливость!“.
Второй , возвещает удивленному миру: „Народ готов!.
Но сколько теснится в памяти других имен, заслуживающих такого же апофеоза; сколько других фигур, олицетворяющих тот же глубокий и возвышенный дуализм, повторяющих те же слова, доказывающих те же истины.
Кто может забыть:
Дюваль и Флуранс
Один из них — простой рабочий, как Варлен; другой — сын одного из сановитых ученых своего времени, профессора, академика, члена института — Флуранс.
Оба они отдали жизнь за то дело; а они они дали бы ему и победу, если бы героизм, посвященный на служение справедливости, был достаточен, чтобы восторжествовать над хитрой организацией буржуазного государства, этого сторукого чудовища, сторожащего привилегию и эксплоатацию против правды и справедливости.
Оба они были молоды; оба, как Делеклюз и Варлен, заседали в Коммуне; оба командовали отдельными отрядами на вылазке 3 апреля, когда Париж в единодушном порыве поставил на ноги свои двести тысяч человек, которых Тьер выставлял перед Францией, как „горсть разбойников, бежавших с каторги“.
Густав Флуранс давно уже стал известен своей смелой борьбой с империей. Странствующий рыцарь Революции, он ездил в Кандию сражаться против турецкого деспотизма за восставший греческий народ. По возвращении в Париж он снова возобновляет борьбу в „Марсельезе“ и в публичных собраниях. Во время осады, будучи командиром батальона, 31 го октября он сделал попытку спасти Париж и Республику. Правительство „Народной обороны“, которое он имел слабость пощадить, посадило его в Мазас, откуда он был освобожден народом 21 января.
4 го апреля он был захвачен врасплох в Рюэйле отрядом жандармов, окруживших дом, в котором он хотел отдохнуть на несколько минут. Он пытался защищаться, но один капитан, по имени Демарте, рассек ему череп; таким свирепым ударом сабли, что мозг брызнул наружу.
Труп его был брошен в гроб и отправлен в Версаль, где на него ходили смотреть светские дамы, эти „суки“, как называет их поэт в негодующем стихе, бегавшие лизать кровь раненых и ковырять раны пленных
...„Резной ручкой своих шелковых зонтиков“...
Дюваль — этот был интернационалист — простой литейщик. Всего несколько дней заседал он в Коммуне, где тотчас же обратил на себя внимание своей энергией, деятельностью и мужеством, исполненным хладнокровия.
В собрании мне приходилось сидеть с ним рядом. Мало видел я людей более симпатичных, мало встречал таких, на лице которых так ясно отражалось бы великодушие, благородство и самоотверженность их натуры.
Он только прошел по сцене истории, чтобы сражаться и умереть. Но тот, кто раз видел его, никогда его не забудет.
Его взяли в плен вместе с его отрядом в Шатильонском плато, после отчаянной обороны.
Он и его отряд окружены; зарядов больше нет.
— Сдавайтесь, ваша жизнь будет пощажена! — говорят им от имени генерала Пелле, командовавшего войсками.
Они сдаются.
Тотчас же версальцы хватают солдат регулярной армии, сражавшихся в рядах федералистов, и тут же расстреливают их.
Впоследствии маршал Мак-Магон милует такого же маршала Базена, виновного всего лишь в том, что он сдал неприятелю Мец и свою армию!