Выбрать главу

— Не хочу, чтобы другие знали о том журнале, — сказал Кук, зная, что Сакс поднялся на палубу, а Крайчек отправился на поиски… неважно чего, лишь бы не оставаться в каюте. — Пользы им от этого будет мало.

Фабрини усмехнулся.

— Думаешь, Сакса здесь что-либо беспокоит? Да хрен там! Не парясь, поднялся на борт корабля-призрака… лишь бы не мешали плести заговоры и интриги.

— Что он, наверное, сейчас и делает.

Никто из них в этом не сомневался. В жизни нужно быть готовым к разным неприятностям, и Сакс, будучи подлым и коварным ублюдком, был из их числа. Но представлял ли он из себя реальную угрозу? Этого никто не понимал. После всего того дерьма, которого они натерпелись от Сакса на плоту — хотя он утверждал, что это было временное помешательство, невроз, прошедший естественным образом — никто ни в чем не был уверен. Фабрини все это не нравилось, но Кук объяснил ему, что Сакс вряд ли причинит им вред. И что он понял кое-что насчет Сакса — Сакс панически боялся остаться один.

— Похоже, Крайчек постепенно возвращает контроль над реальностью. И я не хочу травмировать его теми записями в журнале. Возможно, все это полная чушь, хотя я почему-то в этом сомневаюсь.

Фабрини лишь кивнул.

— И все-таки, что ты об этом думаешь? Обо всем том дерьме, которое описывал Форбс… думаешь, все это чистая правда?

Да, — сказал Кук. — Думаю, что правда.

Учитывая то, что Кук был сейчас за главного — и эта роль его пока не особо вдохновляла — он сомневался, что данное признание было хорошей идеей. В руководстве лидера, конечно же, не рекомендовалось делать подобное. Если выступаете за главного, вы должны беспокоиться о моральном состоянии своих людей. Но и лгать в этом вопросе Кук считал неприемлемым. Особенно лгать Фабрини, который читал журнал и был там, когда Кука коснулся дух давно умершего Форбса… или то, чем тот стал. Отпечаток, отражение, называйте, как хотите.

— И что это нам дает? — довольно спокойно спросил Фабрини.

— Если б я только знал. — Кук сел на койку и уставился себе на колени. — Думаю, мы должны признать, что застряли в каком-то страшном месте, где происходят страшные вещи.

Боже, а как же моральное состояние?

— Я размышлял над тем, что Форбс рассказывал про тот, другой корабль, — сказал Фабрини. — И думаю, здесь он должен быть не один. Ты же, как и я, слышал все то дерьмо про Треугольник Дьявола. Даже если половина из этого правда, здесь должно быть настоящее кладбище пропавших кораблей.

— И самолетов.

— Именно. Может, после того, как приведем немного мозги в порядок, продолжим осмотр? Кто знает, что мы найдем.

Нет, — подумал Кук, — ты просто не понимаешь, что ты можешь найти. Или что может найти тебя.

Но у предложения Фабрини были определенные достоинства. «Циклоп» был лишь одним из сотен, если не из тысяч. Корабли и самолеты исчезали в этой мертвой зоне с незапамятных времен. И «Мара Кордэй», несомненно, будет не последней. Возможно, где-то рядом находятся другие суда. И пусть даже на них нет людей, но наверняка есть еда и вода. А может, еще моторные лодки, топливо, оружие, и тому подобное.

— Мне нравится твой ход мысли, Фабрини, — сказал ему Кук. — Если рядом есть другие корабли, мы сможем найти кое-какие припасы, и у нас все получится.

Ему не просто понравилось, что в Фабрини вдруг проснулся новаторский дух, а его неожиданно проявившийся позитивный склад ума. Кук понимал, что раньше Фабрини был напуган. Сильно напуган… А кто из них не боялся и не боится до сих пор? Но он вышел из этого состояния с освежающей решительностью. И это хорошо. Потому что в этом месте собственный разум мог уничтожить тебя так же быстро, как и то, что поджидало в тумане.

Фабрини подождал, а потом спросил:

— Почему бы тебе просто не рассказать, что у тебя на уме, Кук? Я к тому, что хуже от этого мне уже не будет.

— А кто сказал, что у меня что-то на уме?

— Никто.

Кук кивнул.

— Ладно. Все это, конечно, хреново, но небольшие преимущества у нас еще остались. Он встал и, подойдя к иллюминатору, посмотрел на туман и на проплывающие мимо водоросли.

— Ты же читал, что написал Форбс. Про белое желе, обнаруженное в мертвых телах, а также в других местах… Что он там писал? Что оно испускало странное свечение? И что доктор обжег руки, прикоснувшись к нему? И что ожоги на трупах напоминали те, которые вызывает радий? Сечешь, к чему я клоню?