Такая идея Джорджу не понравилась.
Я застрял в каком-то гребаном фильме Роджера Кормана, — подумал он. — Или, может, в «Ящике Скиннера». Крысы бегают в лабиринте, где достаточно пищи и воды, чтобы не умереть с голоду, а висящий перед ними кусочек сыра не дает их мозгу превратился в кашу. И этим кусочком сыра, конечно же, была надежда, что они найдут сушу или другой, застрявший здесь корабль. Приветствовалось и то и другое. Просто, чтобы ступить на что-то твердое, и достаточно большое, по чему можно было бы ходить, не думая, что ты застрял в этом Мертвом море.
Когда накатывает отчаяние, человеку не так много требуется для счастья.
Но никто еще окончательно не спятил, — сказал себе Джордж. Не настолько, чтобы вскрыть себе горло. Пока еще нет. Да, Поллард немного не в себе, но это же не то же самое, верно?
Да. Он знал, что это так. Но безумие наступало, он видел это в глазах у всех. Точно так же, как они видели это в глазах у него. Где-то там, впереди. Оно ждало их. Они не могли плыть в этом мраке вечно. Потому что тогда недостаток пищи и воды будет наименьшим из проблем. Человеческий разум не сможет выдержать долго, а тот туман медленно, но верно душил их.
Джордж смотрел на море, покрытое мембраной из гниющей органики. Со всех сторон возвышались огромные, плывучие острова из водорослей. Да, в конце концов, они погибнут морально. А может, и физически. Лишь богу известно, какие яды вдыхают они с каждой минутой.
Джордж сидел и чувствовал, как на него наваливается сон.
Он посмотрел на тыльную сторону своей ладони, заметив, что на нее падает свет. Тусклый, грязный свет. И он исходил не от тумана. Джордж не знал, сколько уже он видит его.
Он поднял голову и увидел, откуда проникает свет.
Все тоже это увидели. Все озадаченно уставились на то, что было над ними, над туманом.
— Будь я проклят, — произнес Маркс.
Ибо над туманом, затянутая дымкой и размытая, но все же хорошо видимая, появилась луна. На самом деле, появилось две луны. Первая, казалось, была прямо над ними. Она была гораздо крупнее той, которую они видели дома. Размером с обеденную тарелку и цвета свежей крови. Другая, позади них, была маленькой, грязно-желтого цвета, как старый пенни, вытащенный из трещины в тротуаре.
— Черт, — лишь сказал Кушинг.
Они с Чесбро уставились на эти луны, словно зачарованные. Как дикари, разглядывающие лик… или лики… их божества. Поллард в страхе отвернулся.
Джордж ошарашено таращился, на мгновение подумав, что это вовсе не луны, а глаза какого-то гигантского туманного лица. Но это были луны. Чуждые и какие-то жуткие, но все же луны. Спутники, застрявшие на орбите этой неведомой планеты.
— Что ж, теперь все ясно, — сказал Маркс. — Мы вовсе не в гребаном Мексиканском заливе.
Эти слова вызвали у Джорджа смех.
И самое плохое, что он не мог сдержать этот смех.
Часть четвертая. Кладбище дьявола
1
Они плыли сквозь водоросли несколько часов. Хотя, возможно, прошло уже несколько дней, недель, а то и лет. Время в этом месте было сжатым, расплющенным и вытянутым… Каким-то искусственным и изменчивым. То текло мучительно медленно, то бежало головокружительно быстро. А может… Может, время здесь и не двигалось вовсе. Может, оно застыло. Умерло, как и все остальное.
— Наверное, нам все это мерещится, — произнес Джордж.
Они снова стали грести, пробираясь через вязкое море, через густой, зловещий туман, представлявший собой клубящуюся массу токсичных испарений. Он простирался над плотом и шлюпкой извивающимися щупальцами, словно пытаясь задушить, заползти в горло и свить там гнездо.
— Что такое, Джордж? — спросил Гослинг, работающий веслами у него за спиной.
— Ничего, — ответил он. — Просто мысли вслух.
Джорджу нравилось ощущать в руке весло. Нравилась его увесистая твердость — все равно, что продолжение собственной руки. С ним приятно было противостоять Мертвому морю, бороться и, возможно, взять верх через волю, упорство и трудолюбие. И когда твои усталые мышцы ноют, пульсируют, как туго натянутые канаты, это сжигает силы, что тоже хорошо. Потому что тогда у твоего разума не останется энергии на подкормку, на выдумывание фантазий и кошмаров, от которых стынет кровь.
Вот что Джорджу нравилось в гребле.
Вот почему ему нравилось ощущение весла в руке. А лучше б их у него было два.