19
Чуть позже Джордж поднялся на палубу и обнаружил там Кушинга и Элизабет. Испугавшись, что может помешать чему-то, он первым делом хотел ретироваться. Но потом понял, что в этом нет необходимости. Они оба, опершись на перила, смотрели в туман.
— Что-то заметили? — спросил он.
Кушинг пожал плечами.
— Я не уверен.
Джордж тоже принялся наблюдать.
Туман был очень густым, гуще, чем прежде. Но был еще день, и туман по-прежнему светился, клубясь, словно безумная смесь смога, пара и дыма. Бурлящая газовая оболочка. Чувствовалась исходящая от него сырость, кожа покрывалась влагой, как в джунглях.
— Что я должен увидеть? — спросил Джордж, закуривая сигарету.
— Подожди, — сказал Кушинг.
Джордж стал ждать. Он ждал, курил и гадал, когда будет затронут главный вопрос. А именно, когда они планируют совершить паломничество на «Ланцет». Он видел это как нечто необходимое и неотложное, а также таящее смертельную опасность.
— Вон там, — сказал Кушинг. — Видишь?
И Джордж действительно увидел. Тусклое голубое сияние в тумане усилилось, потом замерцало, словно плохо закрепленная лампочка, и исчезло. Спустя минуты две все повторилось, потом пять минут ничего не было. Явление имело нерегулярный, но явно искусственный характер. Как будто в тумане кто-то включал и выключал свет, либо коротило электричество.
— Похоже на неон, — сказал Джордж.
Естественно, Кушинг поспешил заметить, что это скорее аргон. Неоновый свет имел красноватый оттенок, а аргон — голубой. А это свечение было явно голубого цвета.
— И что ты на это скажешь? — спросил Джордж Кушинга.
Но тот ответил, что не знает.
— Может быть, что угодно… возможно, даже какая-нибудь странная химическая реакция. Вроде той, когда газ смешивается с туманом.
Но стоя там и наблюдая, Джордж понимал, что это явление далеко не случайно. Оно словно носило направленный характер.
Следом за ними на палубу поднялся Фабрини.
— Ну, и когда мы отправляемся? Мне не терпится уже выбраться отсюда.
Потом он заметил то пульсирующее сияние.
— Что за черт?
Тут Джорджу в голову пришло сравнение с светом прожектора, пробивающимся сквозь прибрежный туман.
— Вы же не думаете, что это… тот Туманный Дьявол, верно? — спросил Фабрини.
— Нет, — сказал Кушинг. — Не думаю.
— Элизабет… вы видели такое прежде? — спросил Джордж.
— Пару раз за последние дни, — призналась она. — До этого — никогда.
Джордж понял по ее тону, что что-то в этом свечении заставляет ее нервничать. Оно тревожило ее, настораживало, но она либо не знала, почему… либо не хотела говорить.
— Ладно, — сказал Фабрини. — Мне просто любопытно. Чего мы ждем?
Кушинг пожал плечами.
— Ну, тогда в путь.
20
Голубое сияние исходило от грузового судна.
Когда они приблизились, оно выступило из тумана. Все почувствовали его нутром, словно какую-то опустошающую болезнь, нечто пагубное и разрушительное. Это был всего лишь еще один старый, брошенный корабль. Контейнеровоз с огромными отверстиями по бокам. Ржавеющий и безмолвный, с заросшим водорослями корпусом… И все же в нем было кое-что еще. Нечто угрюмо-монолитное, нечестивое, словно полуразрушенное надгробие над могилой еретика или древний алтарь, на котором приносились человеческие жертвы. Что бы то ни было, оно несло гибель и безумие. Туман щупальцами опутывал его надстройки. Сочился и извивался, словно пальцы эктоплазмы.
Уходите прочь, — казалось, говорил корабль, — здесь вам не место. Уходите прочь, пока не поздно.
Но они не внемли его предупреждению.
Здесь были все, кроме Крайчека, который остался с Тетушкой Эльзой. В лодке Элизабет они пробирались к судну все ближе, чувствуя его вес и зловещее притяжение.
Джорджу казалось, будто оно вот-вот протянет руку и схватит его, крепко сожмет холодным кулаком и не отпустит, пока не выдавит все доброе, хорошее и человечное.
— Господи, — наконец произнес Поллард. — Оно же… оно же прямо под кожу забирается, правда?
Все молча согласились.
Даже старый крутыш Сакс не мог уже притворяться, будто ничего не чувствует. Здесь было нечто плохое, и оно имело даже запах и привкус.
Если б корабли могли сходить с ума, это был как раз такой. Было в нем что-то решительно неправильное. Возможно, он был пустым, но необитаемым его нельзя было назвать. И никто не мог сказать, как давно он дрейфовал здесь, одинокий и заброшенный. Но он мог дрейфовать еще сто, а возможно, и тысячу лет. Изъеденный червями, опутанный туманом гроб, покачивающийся среди водорослей, с нутром, набитым тьмой, словно черной землей. Обитель тишины, тумана и зловещих воспоминаний. Что бы ни устроило в нем жилище, вряд ли оно обладало здравым рассудком. Такому не хотелось бы посмотреть в лицо.