Он просто не вписывался в их компанию.
— Да, оставьте там маменькиного сынка в покое, — сказал Фабрини.
— Сакс? Я, что, должен это терпеть? — спросил Сольц.
— Ага, таких больших плохих мужиков, как мы, — усмехнулся Менхаус.
— Так, хватит, — рявкнул Сакс. — Оставьте его в покое, педики.
Джорджу даже стало жалко парня. В подобной компании нужно уметь постоять за себя, отвечать уколом на укол, и не принимать все близко к сердцу.
— Скажи, чтобы они поцеловали тебя в задницу, Сольц, — сказал он.
Кук подтолкнул к нему поднос с тушенкой. Это был худой парень с тонкими чертами лица и мягкими, как пух светлыми волосами. Он говорил мало, и остальные с их пролетарской чувствительностью редко понимали, что он имеет в виду. Но это не волновало Кука, он уже получил свою порцию дерьма, и, казалось, находился в постоянном восторге от «школьного» менталитета окружающих. Он никогда не улыбался и не хмурился. Он просто принимал все таким, как оно есть.
— Ешь, давай, крутыш, — сказал Сакс.
Фабрини ухмыльнулся.
— Если еще голоден, могу дать тебе кое-что пожевать.
— Перебьюсь как-нибудь, — ответил Джордж, и все расхохотались. Даже на суровом лице Кука мелькнуло какое-то подобие улыбки.
Закончив с едой, Сакс оттолкнул от себя поднос и рыгнул.
— Это мой поцелуй для тебя, Фабрини. — Он закурил сигару. — Ешьте, парни, хорошо, и отдыхайте. Когда попадем в джунгли, вы будете вкалывать от рассвета до заката, иначе скормлю ваши задницы крокодилам.
Еще пара колкостей пролетела в направлении Сакса. Он смеялся вместе со всеми. Иногда остальные не знали, что о нем думать. Никто не был уверен, пустобрех он или серьезный мужик. Это был невысокий крепыш, похожий на цементную плиту. У него были мускулистые руки в татуировках и бочкообразная грудь. Загорелое, обветренное лицо, и бледно-голубые глаза навыкате. Несмотря на свои почти пятьдесят пять, он продолжал красить свои редеющие волосы и жесткие как щетина усы в радикально черный цвет. Он съездил в составе инженерно-строительных частей ВМС в две командировки во Вьетнам, где под шквальным огнем расчищал пляжи и прокладывал взлетно-посадочные полосы. Вскоре после этого основал собственную подрядную фирму. Работал по всей Центральной и Южной Америке. Прокладывал дороги через джунгли, строил лагеря и железнодорожные станции.
Для себя Джордж решил, что Сакс тот еще мудак. Еще в момент их знакомства у него закралось подозрение насчет него. Но когда они все накануне отплытия напились, и Сакс всю дорогу хвастался своими подвигами и пугал остальных, его подозрения только укрепились. Последней каплей были отжимания на одной руке от барного пола.
Постепенно разговор перешел от общих оскорблений и обсуждения сексуальных предпочтений чужих матерей непосредственно к Французской Гвиане. У Сакса было что сказать на эту тему. Он рассказал им о пресловутых исправительных колониях, которые построило там французское правительство. Самая известная называлась Остров Дьявола. Большинство сбежавших оттуда пленников либо тонули, либо становились жертвами акул. Те немногие, которые добирались до берега, вынуждены были прорубать себе путь через сотни миль первобытных джунглей к реке Марони, которая отделяла Французскую Гвиану от Датской, называвшейся ныне Суринам. И пересечь эту бурую от грязи реку было ничуть не легче.
— Она кишела пираньями, — сказал Сакс. — Базировавшиеся у реки датские солдаты наблюдали, как арестанты обгладывались до костей прямо у них на глазах.
— Напомните мне, чтобы я оставался на суше, — пробормотал Джордж.
— Ты был там, куда мы направляемся? — спросил его Менхаус.
Сакс вынул сигару изо рта, посмотрел на тлеющий конец.
— Один раз. Десять лет назад. Мы строили мост через реку Мара. Это к западу от того места, куда мы направляемся.
— Ну и как там было? — спросил Фабрини.
— Как в аду, вот как. Мы были глубоко в джунглях. Повсюду болота. Москиты и мошки накрывают тебя как одеялом. Они смеялись над жучиным соком, который мы принесли с собой. Через некоторое время нас так закусали, что мы стали мазать на лица и руки грязь, как нанятые нами местные. Но это не отпугивало ни пиявок, ни чертовых змей.
— Змей? — ахнул Сольц. — Я не люблю змей.
— Он не любит длинные, болтающиеся штуковины, — сказал Фабрини. — Они напоминают ему то, чего у него нет.