Медуза, после долгих часов любознательного прощупывания, рано или поздно погрузилась бы обратно в воду от скуки или обезвоживания, если бы не Сольц. Он проснулся в бреду, сел, застонал, облизывая губы и тяжело дыша, и стал озираться здоровым глазом, но взгляд его был отрешенным и затуманенным. Сольц отбросил одеяло в сторону, и огромные щупальца тут же зашевелились, скручиваясь и извиваясь.
— Что?! — воскликнул он, задыхаясь. — Что это?! Что… что… что?!
Медуза немедленно отреагировала на голос: серо-фиолетовый сменился бледно-желтым, ярко-оранжевым и, наконец, огненно-красным, как закат.
— Сольц… — прошептал Гослинг, но это не помогло.
Два щупальца поднялись по борту, словно змеи. Сольц не сразу их заметил. Отброшенное одеяло задело их, отчего они стали извиваться, как земляные черви под солнечными лучами.
— Цвета, — пробормотал Сольц, — посмотрите на эти жуткие цвета…
Щупальца налились красным и оранжевым, пузыри вокруг купола стремительно раздувались и сдувались, купол била мелкая дрожь. Еще три или четыре щупальца пробрались, извиваясь, на плот. Сольц схватил весло и замахнулся на них. Они были не настолько сильными, чтобы утащить человека за борт, поэтому, когда весло ударило одно из них, поднявшееся в воздух на манер гремучей змеи, щупальце тут же превратилось в кашу и разлетелось в стороны, как желе. Купол стал ярко-красным, и в сторону Сольца метнулась дюжина щупалец. Несколько ему удалось разбить, но он был недостаточно проворен.
Два или три других обвились вокруг него, и Сольц тут же выронил весло, крича и отбиваясь. Нематоцисты — жалящие клетки — впрыснули в жертву порцию токсинов, и Сольц выпрямился и замер на мгновение, как столб. Дюжина других щупалец обхватила его, и он упал, яростно перебирая руками и ногами, прямо в извивающийся в воде живой лес.
Кушинг закричал и бросился вперед, но Гослинг его удержал.
Сольцу уже нельзя было помочь.
— Ради бога, сделайте что-нибудь! — закричал Джордж. — Мы не можем вот так его бросить!
— У нас нет другого выбора, — сказал Гослинг, еле держась на ногах. — Здесь ничего уже не поделаешь, не смотрите туда.
Джордж не мог заставить себя отвернуться. Это было все равно что смотреть на человека, упавшего под поезд в метро: то, что ты увидишь, возможно, будет менее страшным, чем то, что нарисует тебе воображение, если ты отвернешься.
Сольц был не в себе, когда напал на щупальца. Для него происходящее было сном, и он руководствовался логикой сна. Когда щупальца его коснулись, он тут же почувствовал, как жгучая боль распространяется по оголенным рукам и лицу, будто в кожу впились раскаленные докрасна иглы, — из глаз брызнули слезы, и Сольц закричал.
А потом он оказался в воде. Сольц барахтался среди чего-то похожего на извивающиеся водоросли, и они, облепив его лицо, обвившись вокруг рук, обжигали кожу. Многие порвались и свисали с него клочьями блестящей пленки. Купол, налившись красным, пульсировал и содрогался. Сольц пытался кричать, хотя его рот был забит студенистым полипом, а жалящие клетки накачивали его нейротоксинами.
Кто-то звал его, но голос шел откуда-то издалека, был глухим и неестественным. Сольц пытался освободиться, но тщетно: он буквально увяз в медузе. Волны конвульсивной боли нахлынули на его ноги, живот, а потом и на руки и плечи, но Сольц все еще продолжал царапаться и отбиваться, пытаясь выбраться.
— А-а-а-а-а! — Он вдохнул и тут же поперхнулся водой. — Помогите мне! Помогите мне-е-е!
Сольц рвал плавательные пузыри и царапал купол медузы, отбивался от извивающихся ядовитых кнутов, но запутывался еще сильнее. Тело пронзала ослепляющая боль, в голове гудело. Он слышал какие-то крики, вопли, визги, но разобрать их было сложно из-за его собственных криков, слабеющих и отдающихся эхом, как в пустой комнате. Боль затмила собой все, словно Сольц оказался в застенках пыточной камеры, и он продолжал тонуть, объятый щупальцами, со ртом, полным жгучей слизи, от которой распух язык.
Сольц погружался в воду, и очень медленно все вокруг становилось серым. Он не видел ничего, кроме щупалец, купола и клочьев существа, кружащихся в потоке пузырьков. А затем все стихло. Замерло. Не было ни звука, ни движения, только успокаивающая, уютная серость, поглотившая все и вся.
На мгновение Сольц вырвался на поверхность, а затем окончательно ушел под воду, в пустоту.
Люди на плоту наблюдали, оцепенев от ужаса. Джордж увидел, как Сольц в последний раз появился на поверхности: повязка с поврежденного, блестящего, налитого кровью глаза исчезла. Казалось, Сольц смотрел, не отрываясь, прямо на него, а затем, опутанный алыми жгутами, скрылся в пенящейся, грязной воде, словно умирающее солнце.