— Уберите это с меня, уберите это с меня, уберите это с меня! — выл он, судорожно продвигаясь по палубе и оставляя за собой кровавый след. — О боже, боже, бо-о-о-оже, оно во мне, а-а-а-а!..
Прежде чем кто-то успел сдвинуться с места, он подбежал к перилам. В тумане матрос походил на расплывчатое, исходящее конвульсиями пятно. В следующую секунду он бросился за борт.
— Сукин сын! — выругался Сакс, нарушив молчание. — Человек за бортом! Человек за бортом, вашу мать!
Но никто не пошевелился.
Все стояли, не зная, что делать. Никто не осмелился даже на дюйм приблизиться к тому месту, откуда спрыгнул матрос. Они хотели помочь, но крики, кровь, кошмарная абсурдность ситуации парализовали их, к тому же всем показалось, будто что-то утянуло матроса за борт против его воли. И всплеск, который услышали мужчины, был оглушительным, будто в море сбросили автомобиль: человек не мог произвести столько шума.
На какое-то время наступила полная тишина.
Время словно остановилось, все вокруг замерло. Слышно было плеск воды, далекий вой ветра, тихий гул двигателей — и больше ничего.
— Человек за бортом, — прошептал один из матросов. — Человек за бортом. Человек за бортом.
Но это, казалось, никого не волновало.
Потрясенные люди медленно приходили в себя.
— Его больше нет, — произнес Сакс. — Даже если мы развернем это корыто, его уже не найти. Не в этом тумане.
— Боже милостивый, — воскликнул Менхаус. — Вот бедняга.
Один из матросов убежал, и несколько секунд спустя завыла сирена, пронзительная, как сигнал воздушной тревоги. Звук словно поднимался по позвоночнику, заполнял голову, заставляя зажмуривать глаза и стискивать зубы.
Несмотря на шум, все вдруг одновременно заговорили, но вполголоса, словно не желая, чтобы другие услышали.
Фабрини по-своему справлялся с шоком после встречи с неизведанным: он разозлился.
— Дерьмо все это, — ругался он, ходя по кругу. — Гребаное дерьмо. Нужно поворачивать, слышите? Поворачивать. Я не хочу подыхать вот так.
— Как «вот так»? — спросил Сакс.
— Точно, — сказал Менхаус. — Мы даже не знаем, что случилось.
Фабрини понял, что все на него смотрят. Его смуглое лицо стало неестественно бледным.
— Вы слышали того парня! Все слышали, что он говорил! «Уберите это с меня, уберите это с меня!» Он истекал кровью, как будто его ударили ножом! Что-то схватило его, верно? Похоже, его что-то укусило!
Сакс закатил глаза:
— Ради бога, Фабрини. Этот парень съехал с катушек. Наверное, перерезал себе вены или что-то вроде того.
Никто не стал спорить. Гипотеза была четкой, крепкой и бесспорной. И за нее можно было зацепиться. Она была гораздо лучше любой альтернативы, никто не хотел даже думать иначе, по крайней мере в открытую и прямо сейчас.
Сакс осторожно огляделся. Ему все это не нравилось. Он сталкивался с подобными ситуациями на войне: тогда опасность поджидала со всех сторон, а напряжение было таким сильным, что чувствовалось, как оно, пульсируя, переходит от человека к человеку. В такие моменты некоторые не выдерживали и ломались. В голову лезло всякое безумное дерьмо, и если это не пресекали, некоторые слетали с катушек. Особенно когда придурок вроде Фабрини начинал бегать и пугать всех, озвучивая безумные, опасные вещи, которые и так были у каждого на уме. И когда это случалось, наступала массовая истерия и страдали люди.
Он уже видел, что мужчины стали собираться группами по двое-трое человек, параноидально не доверяя ближним. Конфликтное мышление, господи боже. Саксу не нравилось это дерьмо. Во Французской Гвиане необходимо было выполнить работу, а для этого ему требовались эти недоумки. На кону стояла куча денег, и Сакс не собирался терять их из-за кого-то безумца. Потом пусть хоть перережут друг друга, ему было плевать, но не сейчас и не здесь.
— Ладно, парни, — громко и твердо гаркнул он. По-другому он и не умел. — Хватит вести себя как кучка школьниц. Вы же мужчины, особенно это касается тебя, Фабрини. Если хочешь сосать член и носить платье, делай это дома, в свободное время, но сейчас ты работаешь на меня. Всё в порядке.
Раздался недоверчивый ропот.
— В порядке? — воскликнул один из матросов. — В порядке? Парень, которого я знал три года, только что спятил и прыгнул за борт. И ты говоришь «всё в порядке»?!
— Нужно убираться отсюда, — добавил его приятель. — Знаете, у меня жена и дети. Мне нельзя это делать, нельзя в это впутываться.
Сакс хотел спросить его, что именно делать и во что впутываться, потому что никто не знал, что к чему. По его мнению, они просто потерялись в тумане, но он не стал заходить так далеко, не стал задавать вопросов, потому что у всех на уме было одно и то же. Все думали, что случилось что-то очень плохое, только никто не понимал как и почему.