Кушинг понял, что закричал и, возможно, обмочил штаны.
По периметру наконечник опоясывали неровные шипы, достаточно длинные и острые, чтобы выпотрошить человека. Нижняя часть была покрыта розовой, как жевательная резинка, и бугристой, как куриная кожа, плотью. Кушинг смотрел, как кожа растягивается, раскрывается, словно лепестки орхидеи, с похожим на свист пробитого аэрозольного баллона звуком, а внизу он различил что-то напоминающее рот, сочащийся каплями прозрачной желчи. Его усеивали десятки черных зубов, скребущихся друг об друга, как ножи. Их окружало кольцо узелков, каждый размером с мяч для гольфа, напоминающих глаза.
Рот зашипел на него.
Больше Кушинг вынести не мог. Он пополз вглубь отсека. Самолет затрясся, завизжали новые заклепки. Оказаться в объятиях обычных щупалец было незавидно — Маркс испробовал их на себе, — но эта мерзкая зубастая дубина вызывала еще больше страха. Кушинг представил, как она хватает его, вгрызается в плоть, словно лист плотоядного растения, наблюдает за его агонией уродливыми красными глазами. Он был уверен, что кальмар раздавит самолет, как пустую пивную банку, и утянет вниз, в черные студенистые глубины.
Шум был настолько громким, что Кушинг слышал лишь грохот, с которым щупальца громили грузовой отсек, скрип присосок и скрежет когтей по обшивке, словно тысяча ветвей царапала на ветру по крыше дома. Ожившие лианы и мясистые ленты скрипели по металлу, и внутри все сжималось от омерзения, схожего с тем, что вызывает миллион личинок, копошащихся в трупе сбитой на дороге собаки. Подрагивающая, склизкая жизнь наполняла человеческий разум абсолютным отвращением.
Щупальце с дубинкой отступило, но другие сдаваться не собирались. Они наткнулись на первый джип и накинулись на него, видимо решив, что отыскали что-то нужное. С громким скрежетом «Хамви» оторвался от металлических креплений и исчез во тьме: щупальца швырнули его в море. Он тут же пошел ко дну, окутанный облаком пузырьков. На мгновение нос машины взвился в воздух, устремив фары в небо, и автомобиль снова начал тонуть, но уже медленнее. Щупальца нащупали его и потянули вниз. Фары еще горели, пульсируя сквозь водоросли, а затем одна за другой погасли.
Кальмар исчез вместе с машиной.
Щупальца тоже скользнули обратно в море, оставив следы желеобразной, похоже на слизь эмульсии. Грузовой отсек блестел, словно его опрыскали желатином из банки с консервированной ветчиной. Фонарь, повешенный в проеме грузового люка, таинственным образом уцелел, но освещал лишь спутанные водоросли и клочья поднимающегося тумана.
Больше ничего.
Джордж и остальные затащили Гослинга вглубь самолета, положили у входа в кабину и включили еще один фонарь. Приковылял Кушинг, тяжело дыша. В ушах у него шумело, и он был не в себе. Кушингу казалось, что его вот-вот вырвет, а потом он потеряет сознание: бросало то в жар, то в холод, лицо покалывало.
Гослинг лежал под водонепроницаемым брезентом. Он был без сознания, но то и дело постанывал. Трясущимися руками Джордж как мог перевязал его раны.
— Оно уплыло, — сказал Чесбро. — Уже уплыло. Правда уплыло.
— Оно вернется, — добавил Поллард.
Чесбро, схватившись за голову, бормотал:
— Узрите чудовище… Оно кипятит пучину, как котел, и море претворяет в кипящую мазь…
Джордж прервал свое занятие и повернулся к Чесбро.
— Чертов кретин, — сказал он, чувствуя, что из него все рвется наружу. — Тупой кусок дерьма!
Чесбро поднял глаза ровно в тот момент, когда кулак Джорджа приближался к его лицу, словно торпеда. Удар пришелся Чесбро по губам, отбросив матроса назад. Будь размах чуть больше, Джордж выбил бы парню несколько зубов, а так лишь рассек ему нижнюю губу. Голова Чесбро с глухим стуком ударилась о переборку. Второй удар оказался слишком непродуманным, и кулак Джорджа только зацепил лоб матроса. Чесбро свернулся калачиком, словно еж, пытающийся защититься.
Кушинг налетел на Джорджа и оттолкнул его.
— Хватит, — сказал он. — Господи, хватит, Джордж!
Но Джордж так не думал. Он крепко стиснул зубы, отупев от злости. В лице не осталось ни кровинки. Джордж сделал глубокий вдох и обмяк.
— Этот чертов кретин… несет бред… несет бред в такое время…
Поллард ошеломленно наблюдал за происходящим.