— Водоросли, например, — сказал Джордж. — И грибок.
— Да. — Она выглядела крайне серьезной. — Всегда нужно быть осторожным с тем, что ешь или пьешь. Воду необходимо кипятить. Она соленая, но не такая, как морская вода у нас дома. И в ней есть микробы. Можно очень сильно заболеть. В основном я беру воду из цистерн на кораблях. И еще. Вы здесь желанные гости, но поймите, что есть правила. Самое главное — не покидать корабль без меня. Потом, когда изучите это место, можно… но не сейчас.
— Сколько длится ночь? — спросил Джордж. — День? Два дня?
Подобие улыбки промелькнуло на губах Элизабет, но лицо сохранило серьезное выражение.
— Я так привыкла к этому… Иногда сложно вспомнить, какими были день и ночь раньше, там, откуда мы прибыли.
Она сидела на кушетке, положив руки на колени.
— Здешний день — то, что можно назвать днем, — длится примерно три наших дня, иногда четыре. Ночь — примерно два.
Она добавила, что туман всегда скрывает солнце, очертания которого можно заметить только в определенное время года. В отличие от лун, что появляются каждое полнолуние. Джордж тут же подумал, что если есть солнце и луны, то они не в каком-то космическом тупике. Это полноценный мир, планета, вращающаяся по орбите вокруг звезды, о которой он никогда не слышал. О которой не слышал ни один земной астроном.
Кушинг спросил Элизабет, как велико это море, но она не смогла ответить точно и знала лишь, что оно огромно, возможно сотни, даже тысячи миль в диаметре.
— Знаю, что можно плыть два дня по прямой и не найти ничего, кроме водорослей и воды. Я никогда не видела здесь суши и никогда не слышала, чтобы кто-либо ее видел.
— Здесь, должно быть, тысячи кораблей и самолетов, — сказал Джордж.
— И они продолжают прибывать, — добавила Элизабет. — Иногда несколько месяцев ничего, а потом вдруг три или четыре, а то и пять или шесть. Партиями, они всегда прибывают партиями. Здесь повсюду можно найти обломки. Некоторые из них очень, очень старые.
Чесбро сидел, склонив голову, и тихо молился. Элизабет Касл пристально на него посмотрела.
— Он священник? — спросила она.
Кушинг покачал головой.
— Нет, просто глубоко укоренен в вере, — со всей искренностью ответил он.
«Хорошо выкрутился», — подумал Джордж.
Кто-то другой мог назвать Чесбро чокнутым религиозным фанатиком, но только не Кушинг. Он бы ни при каких обстоятельствах не опустился до подобного. Такой он был человек.
— Вы не очень-то многословны, мистер Поллард, — отметила Элизабет.
Матрос кивнул:
— Мне… мне просто нечего сказать.
— С ним все в порядке, — добавил Кушинг. — Просто он через многое прошел.
Элизабет и Кушинг сидели и разговаривали об этом странном новом мире, о живущих в нем существах, о людях, погибавших здесь на протяжении столетий, если не эпох. Очень жизнерадостная тема. Элизабет считала это место врагом, с которым необходимо сражаться каждую минуту, но победить которого невозможно. По всему выходило, что она очень решительная и здравомыслящая женщина, потому и смогла здесь выжить. Ей помогали смекалка и жесткая настойчивость. Возможно, смерти, свидетелем которых она была, только укрепляли в ней желание жить.
Джордж обратил внимание на то, что Элизабет выглядит довольно здоровой. Ее глаза были яркими, волосы блестящими, а зубы белыми и крепкими, но сама она была бледной, отчего казалось, будто ее лицо сделано из фарфора. Возможно, причиной тому было отсутствие солнечного света. Если бы люди жили здесь поколениями и размножались, рано или поздно они бы утратили кожный пигмент.
— Все, что мы хотим, — сказал Кушинг, — это выбраться отсюда.
— Отсюда нет выхода, — жестко ответила Элизабет.
— А вы пытались его найти? — спросил Джордж.
Джордж испытал на себе силу испепеляющего взгляда Элизабет. Но ему было все равно, задел он ее или нет. Ему все больше не нравилась самодовольная уверенность в ее голосе. Может, Элизабет это место и устраивало, но он оставаться здесь не собирался.
— Пыталась ли я? Нет. С чего мне было начинать?
Она продолжала буравить его взглядом.
— Моя жизнь здесь — одно сплошное выживание. Только о нем и можно думать.
— Как давно вы здесь? — спросил Кушинг. — Вы сказали, что несколько лет, но…
— В каком году вы плыли на Бермуды? — поправил его Джордж.
— В каком году? Что ж, это я хорошо помню. Был март, вторая неделя марта тысяча девятьсот седьмого года.
Слова будто током ударили присутствующих. Они открыли рты и уставились на Элизабет, выпучив глаза.