— Не совсем тебя понимаю.
— Процессы. Процессы в моем теле все еще идут как обычно. Через пару месяцев у меня отрастет настоящая борода, а через пятьдесят лет она станет безумно длинной и поседеет.
Джорджу понравился пример. Время не стояло на месте. Возможно, теория Кушинга была верной. Она многое объясняла, например то, почему некоторые современные грузовые суда выглядели так, будто томились здесь уже несколько столетий, а какой-нибудь старый бриг казался относительно свежим и, хотя порос водорослями и грибком, даже близко был не в том состоянии, в котором ожидаешь его увидеть.
— Не удивляйся, если через неделю или месяц сюда заплывет древняя арабская галера или римская трирема, — сказал Кушинг.
Его слова ввели Джорджа в замешательство. Что, если они найдут выход, но их выкинет в Атлантику второго века? Или в тысяча девятьсот тридцать первый год? Что тогда? Думать об этом было бессмысленно. Время должно было само о себе позаботиться.
Главный вывод: мертвое море являлось пространством искажений.
И это относилось не только ко времени. На следующий день, по-прежнему черный как смоль, Кушингу и Джорджу довелось познакомиться с тетушкой Элизабет Касл, Эльзой. То еще зрелище: маленькое существо, будто сплетенное из прутьев и бечевы, белые как снег волосы, морщинистое, землистого цвета лицо. Она пользовалась тросточкой. Тетушка Эльза растерялась, когда Кушинг и Джордж представились ей, словно внезапно пробудилась ото сна.
— Моей тетушке иногда нездоровится, — сказала Элизабет, помогая ей сесть на одну из кушеток.
— Вздор! — воскликнула тетушка Эльза. — Я в полном порядке. Никогда еще не чувствовала себя так хорошо.
Старость вымыла цвет из ее глаз, и порой женщина словно теряла связь с реальностью и подолгу смотрела в одну точку.
Когда Элизабет ушла готовить кофе, тетушка Эльза сказала:
— Что ж, я давно ждала, что вы вернетесь, капитан Дорриган.
Эти слова она адресовала Джорджу.
— Не могу сказать, что рада вас видеть. Время вашего греха не искупило. Вы, сэр, серьезно провинились.
Джордж подождал объяснений, но их не последовало.
— Провинился?
— На вашем месте я бы подбирала каждое слово, — предупредила его тетушка Эльза. — Ваше преступление непростительно. Могу вас заверить, мой муж организует военно-морскую комиссию, которая расследует вашу халатность. Человек вроде вас не должен управлять кораблем.
Тут Джордж все понял.
— Э-э… Думаю, вы меня с кем-то путаете.
— Чушь! Не пытайтесь обмануть меня, сэр. Вы еще узнаете, как яростно я отстаиваю истину! Вы допустили халатность. Преступную халатность, повлекшую за собой смерть вашего экипажа. Допускаю, что вы и ваш адвокат… — она окинула Кушинга взглядом, — состряпали хитрый план, чтобы уйти от рук правосудия, но перед лицом Бога вы виновны.
— Мне… э… нездоровилось в тот день.
— Скорее, вы были пьяны.
«Боже, как мило, — подумал Джордж. — Старушка думает, что я капитан ее корабля, и считает меня ответственным за катастрофу».
— Я сдамся на милость суда, когда мы вернемся домой, — сказал Джордж.
— Всенепременнейше!
Она замолчала, а потом начала что-то напевать себе под нос. Джордж задумался, проясняется ли ее ум хоть когда-нибудь. Если нет, будет тяжело иметь с ней дело.
— Я помню, был ясный день, — снова заговорила тетушка Эльза. — Очень хороший день, и Ричард… где Ричард? Вы видели его, капитан?
— Я… я думаю, он на палубе.
— Конечно, на палубе. Как я сказала, был очень ясный день, и ночь после него была ясной и звездной. Нигде вы не увидите столько звезд, как в море. Это чудесно. Потом туман… тот ужасный туман. Мы были в его плену целую вечность. Хм. Интересно, он уже рассеялся? Когда рассеется туман, капитан?
— Со дня на день, мэм.
Джордж с Кушингом подошли проверить Гослинга. Его глаза были открыты, но он, похоже, заблудился в царстве грез куда сильнее тетушки Эльзы. Заметив Джорджа, Гослинг схватил его за руку и часто заморгал, словно пытался сдержать слезы.
— Как себя чувствуешь? — спросил Джордж.
— Дерьмово…
— Пожалуйста, скажите своим матросам, чтобы они не сквернословили, — пожаловалась тетушка Эльза.
Вернулась Элизабет и принесла кофе. Гослинг выпил немного. Он ужасно ослабел. От крепкого здоровья не осталось и следа. Старший помощник всегда был в строю, а теперь лежал в таком беспомощном состоянии, что смотреть на него было нелегко. Он произносил пару слов, отключался, снова приходил в себя и качал головой.