В остальном же, что ни говори, существо походило на рыбу.
— Господи Иисусе! — воскликнул Фабрини. — Прикончите уже кто-нибудь эту проклятую тварь!
Этого хотели все, потому что одним своим видом существо вызывало инстинктивное отторжение. Но никто не отважился даже приблизиться к извивающейся твари, словно выскользнувшей из вод первобытного моря.
Сакс взял весло, посмотрел на него, прикидывая, можно ли им прикончить это чудовище. Тварь шевелилась все медленнее и медленнее, издыхая, и было видно, что долго она не протянет. Сегменты уродливого тела растягивались при каждом вдохе чудовища и снова сжимались с чавкающим звуком. Видимо, у него не было нормальных жаберных щелей, как у рыбы, и отверстия между сегментами действовали как жабры.
— Убирайся с дороги, — рявкнул Сакс Фабрини, приближаясь к существу с веслом в руках.
Хапп стонал и хватал ртом воздух: казалось, его вот-вот вырвет. Он выскользнул из рук Крайчека — тот вскрикнул, но было уже слишком поздно. Нога Хаппа оказалась близко к рыбе, и ее извивающиеся усики задели открытую кожу, оставив красные вертикальные полосы, как при воспалении или ожоге. Хапп закричал и заметался, изо рта у него потекла кровь. Нога в том месте, где ее коснулись усики, посинела, потом стала чернеть и раздулась, как дрожжевое тесто. Хапп содрогнулся и резко обмяк.
Все замерли. Крайчек скулил, не решаясь притронуться к телу Хаппа.
Сакс уставился на тварь. Глаз у нее не было, но усы росли вокруг дряблого отверстия, видимо служащего ртом. С каждым вдохом, когда пластины растягивались, мерзкий рот широко раскрывался. В нем были отростки, которые можно было принять за языки, хотя больше они походили на гнездо тонких голубых червей.
Тут Сакс догадался, как охотилась эта тварь: она использовала червеобразные языки, чтобы заманивать рыбу, как аллигатор, когда ловит черепаху. И как только добыча подплывала к дряблому ротовому отверстию, усики хватали ее и вводили парализующий нейротоксин. Вот чем были те красные шипы — нематоцистами, жалящими клетками, как у медузы. Усы действовали как щупальца морской анемоны: хватали и убивали то, что приманивали языки. Сакс понял, что брюшные плавники твари так напоминают ноги, потому что она, вероятно, ползает по дну.
— Уверен, что не хочешь разделать этого ублюдка? — спросил он Менхауса. Тот тупо покачал головой, словно это и правда можно было сделать, но он просто не хотел.
Сакс встал рядом с рыбой, но не слишком близко. Та почти уже не шевелилась, усики едва подрагивали. От нее исходил сильный запах разложения, как от ведра с внутренностями. Сакс вскинул весло и обрушил на голову твари. Пластинки были не такими жесткими, как ему сперва показалось: от удара одна из них раскололась, как арахисовая скорлупа, и из нее полилась чернильно-черная жидкость. Сакс снова нанес удар, превращая усики в кашу. Он продолжал молотить, пока тварь не лопнула, извергнув на палубу дымящиеся мясистые органы и желтую студенистую жидкость.
В нос ударила невыносимая вонь, и Менхаус позеленел, а Фабрини стошнило за борт. Один Кук не обращал внимания на запах, да и на таинственного обитателя здешних вод тоже. Если рыба и вызывала у него отвращение, то он не подавал вида, сидя на корме с невозмутимым выражением на лице. Кук был бледен и измучен, но, казалось, не настолько сильно, как остальные.
— Кто будет убирать этот бардак? — спросил Сакс. — Как насчет тебя, Кук?
Кук ответил с легкой ухмылкой:
— Еще чего!
— Что ж, — сказал Сакс, окуная весло в воду и стараясь смыть с него грязь, — похоже, придется тебе этим заняться, Менхаус. И берегись щупалец: они все еще могут ужалить, причем чертовски больно. Спроси Хаппа.
Менхаус выглядел так, будто его вот-вот вырвет, но согласился с тем, что раз он затащил на лодку рыбу, то ему ее и выбрасывать. Потребовалось какое-то время, чтобы справиться с тошнотой, но потом он, не снимая перчаток, подошел к рыбе, схватил ее за хвост и, поднатужившись, выбросил за борт. Несколько секунд она держалась на поверхности, а потом медленно погрузилась в воду.
— Было не так уж и плохо, правда? — сказал он. — Сосунки чертовы. Это всего лишь рыба.
Теперь нужно было решить, что делать с трупом Хаппа. Никто, казалось, не хотел к нему прикасаться, кроме Сакса. Пока остальные были заняты своими мыслями, Сакс увидел рукоятку ножа, торчащую из-за голенища сапога Хаппа. Убедившись, что никто не смотрит, он вытащил нож и сунул себе в сапог.
Никто этого не заметил. Кроме Кука. Он, конечно же, все видел, но Сакс предупредил его ледяной улыбкой. Обоим стало ясно, что, когда придет время, нож пойдет в дело.