— Она умерла два года назад от рака.
— Прости, но я не знал. — Джеб вновь немного помолчал и затем продолжил: — Я не хочу ни на чем настаивать, но, правда, ты мог бы нам помочь, если бы приехал сюда. Может быть, даже сегодня. До захода солнца, а? Мы оплатим твои расходы.
Говард посмотрел в окно. Дождь прекратился. Мартовское солнце пробивалось сквозь гуту облаков, расшвыривая пригоршни золотых лучей. Упоминание матери повлияло, на его решение.
— Хорошо, — сказал он и сделал шаг прямо в черную дыру Падая, он как бы услышал эхо собственного голоса, доносившееся ему след. — Я приеду примерно к четырем часам после полудня.
— Постарайся не опаздывать, — сказал Джеб, словно не заметив ничего странного. — Приезжай прямо к ферме, и там я тебя встречу. До свидания. И — спасибо.
Говард положил трубку, и тут же из глубины памяти перед ним возникла первая картина. Он как будто смотрел на нее сверху, возвышаясь над их старым фермерским домом. Он увидел себя двенадцатилетним подростком, лежащим без движения в постели с открытыми глазами, уставясь в потолок. Там, на кухне, ссорятся его отец и мать, как они это делали много раз. Но он не слышит их голосов. И, все же, он знает, что отец требует от матери денег на выпивку, что та отказывает отцу, потому что деньги нужны на еду и одежду Он видит, как большая волосатая рука отводится назад, и он, и лежащий в постели подросток, сильно зажмуривает глаза и слышит удар кулака о живую плоть и глухой звук падения матери на пол. Слышит, как отец хлопнул дверью и ушел, слышит плач матери…
Говард снова почувствовал, что падает в бездну черной дыры. Он мотнул головой и открыл глаза. «К прошлому нет возврата, — подумал он, — Я должен ехать».
Оставив записку жене, он вышел на свежий воздух. Завел свой пикап. Лед на дороге подтаивал, что не сулило больших трудностей при поездке на юг. На всякий случай он взял цепи для колес и вырулил на шоссе.
— Ты думаешь, здесь есть связь, и в могиле его отец? спросил Ден.
— Я не знаю. Но мне кажется, кое-что прояснится, если он что-то знает или поможет нам установить что-нибудь. Нечто подобное я как-то видел в телепередаче. Возможно, мы тратим время впустую. Но попытка стоит этого. — Далее Джеб объяснил свой план действий. — Все, что я хочу от тебя, — следовать повсюду за мной и молчать. Молчать! О'Кей? Наблюдай за происходящим. Разговаривать с ним я буду сам.
Говард проделал весь путь без помех. Сосредоточившись на вождении при скоплении автотранспорта на дорогах, свойственном концу недели, он как бы прервал падение в черную дыру и завис в ее пространстве. Но когда пикап свернул на покрытую гравием проселочную дорогу, ведущую к сельскому дому с видневшимся за ним амбаром, то почувствовал, что его падение возобновилось. Он впервые здесь оказался с тех пор, как они уехали.
Говард поставил пикап рядом с машиной шерифа и внимательно осмотрел дом и весь его двор. Ничего особенно не изменилось.
Исчез только старый сарай, и на его месте построили новый, металлический, отливавший на солнце серебром. Рядом лоснился, черный ствол старой яблони, протянувшей свои крюченные ветви навстречу голубому небу.
Дверь дома отворилась, и из нее вышел шериф Блант. Говард тоже выбрался из машины. Они двинулись навстречу друг другу, затем обменялись рукопожатием.
— Извини, что побеспокоил тебя, Говард. Доехал хорошо?
— Все в порядке. И не стоит беспокоиться. Надеюсь, что буду чем-то полезен.
Несмотря на то, что они были одногодки, шериф выглядел моложе и крепче. У Джеба были угловатые прямые плечи, румяное лицо как у человека, много времени проводящего па воздухе. Округленные формы фигуры Говарда и его мягкие белые руки свидетельствовали о том, что его профессия неразрывно связана с письменным столом.
— Ты такой же пожиратель книг, каким я тебя помню? В школе ты прочитывал по пятидесяти книг за четверть учебного года.
— Ты преувеличиваешь. Но я по-прежнему люблю читать. А ты?
— В основном, читаю газеты. И то равно настолько, чтобы от держания их мои руки не стали еще длиннее. Зайдем в дом на чашку кофе. Извини, что не знал о смерти твоей матери и некстати упомянул ее в телефонном разговоре.
Говард молча кивнул и проследовал за шерифом. Внутри дома он почувствовал знакомые запахи детства, и это его удивило. Они сели за кухонный стол, после того как Джеб познакомил его со своим помощником и владельцем фермы.
Говард окинул взглядом кухню. Линолеум на полу заменили. Прежний желто-канареечный буфет для посуды был перекрашен в зеленый цвет. Сердце его учащенно забилось. Рука, державшая чашку кофе, слегка задрожала. И внезапно перед его глазами возникла вторая картина.
Он увидел на этот раз свою детскую комнату. Увидел вошедшую мать, которая мягким прикосновением разбудила его. Он услышал ее тихий голос, и внезапно, словно очнувшись, оказался в прошлом тридцатипятилетней давности. Рука матери, пахнувшая мылом, легла на его плечо.
— Говард, вставай. Ты должен мне помочь.
Он не испугался, поскольку понял, что в голосе матери было отчаяние, а не страх. Она просила о помощи, а не о спасении. Он проследовал за ней на кухню и там увидел отца, лежащего на полу с раскинутыми руками. Его одежда и пол были в крови. Правая нога отца была согнута в колене, пальцы одной руки стиснуты в кулак.
Посмотрев в широко открытые неподвижные глаза отца, Говард замер на месте, ожидая, что тот вскочит на ноги и закричит на них.
Но отец выглядел отрадно спокойным и умиротворенным. Говард подошел поближе, вглядываясь в отцовские глаза, ища в них признаки жизни. Он увидел расширенные до предела зрачки, полностью поглотившие коричневые ирисы. Зрачки не двигались, словно в глазных яблоках отца были выжжены раскаленным железом два черных круглых отверстия. Он протянул руку к мертвому лицу, опустил копчиками пальцев веки, прикоснулся к холодеющим губам и услышал за спиной, как зарыдала мать.