Тот передал недоуздок Доржо и быстро пошел к дому, глядя на подругу, тем самым пытаясь по лицу прочесть, что случилось.
По выражению лица девушки действительно можно было многое прочесть. Лицо ее, довольно красивое, из-за резких черт казалось всегда строгим, даже суровым. А когда она нервничала или злилась, взгляд темно–карих глаз становился колючим, а выражение лица приобретало оттенок злой стервозности.
– Возьми трубку, там тетя Люба, – сказала она и сунула телефон в руку Семы.
– Алло, – ответил он. Было слышно, как тетя Люба что–то возбужденно говорит.
– Понял, хорошо, – напоследок сказал он, – Сейчас поговорим и я перезвоню.
Сема отключился и растерянно взглянул на Свету. Она тоже смотрела на него. Так они простояли секунд пять, непонимающе глядя друг на друга, потом Света сказала:
– Ехать надо…
Сема кивнул:
– Поедем... Пошли в поварнушку, чай попьем, да, собираться будем.
Доржо уже спутал коня и, хромая, пришел в поварню.
Быстро сгущающие сумерки ложились на землю и сквозь дыры в заслонке печи, ярче светились угли. Старик повернул лампочку над столом и поварню осветил желтый свет. Пока Света наливала чай в кружки из большого, в копоти чайника, он поставил сковороду на середину стола, достал вилки. Сема вытащил из пакета, брошенного Светой на стол, сметану и открыл крышку. Втроем сели за стол и принялись есть. Старик ни о чем не расспрашивал, но бросал выжидающие взгляды на парня и девушку.
– Поедем мы, – прервал, наконец, молчание Сема, намазывая сметану на кусок хлеба. – Вчера еще оказывается потерялась.
Сема положил намазанный сметаной хлеб перед Светой, взял второй кусок и тоже намазал сметаной – уже себе.
– Вчера еще? – удивился Доржо.
– Ага. – кивнула Света, рассеянно тыкая вилкой в картошку.
– У-у-у… – старик покачал головой. – Ничего себе... По ягоду что ли ушла?
– Пока непонятно. Может и по ягоду. В деревню поедем - там известно будет.
Доржо подцепил вилкой мясо и отправил его в рот. Старательно пережевывая его, он о чем-то думал, глядя сосредоточенно перед собой.
– Сейчас ехать-то темно уже… Еще пять часов на коне плутать… С рассветом езжайте, и то быстрее доедете, – рассудил он.
Дед Доржо прожил на этом гурту почти восемь лет и понимал, о чем говорил. Понимал это и Сема. Дорога в деревню большую часть состоит из петляющей тропы в горах, а в темноте там ехать опасно. Во-первых, тропы в темноте не видно, особенно в лесу. Легко можно сбиться. Во-вторых, у Семы пугливый конь. В темноте тот становится особенно настороженным. Он может испугаться какой-нибудь треснувшей веточки под собственным копытом и понестись сломя голову, сквозь чащу. А там, не дай бог, оступится и полетит с обрывистых косогорий. Поэтому, лучше ехать с рассветом. Сема взглянул на Доржо.
– Сейчас во сколько светает? Часов в пять же?
– Ну в четыре уже можно потихоньку выезжать, пока по Витиму поедете, а там рассветет… – сказал Доржо, отправляя в рот очередной кусочек мяса. Света машинально жевала хлеб и смотрела перед собой. Сема перевел взгляд на Свету и дотронулся до ее руки.
– На рассвете тогда поедем, ладно? А то сейчас будем с тобой блуждать... Больше самих себя замучаем и коня.
Света подумала и согласилась:
– Ну ладно.
– Но–о, на рассвете лучше езжайте… Отдохнете хоть перед дорогой… – подытожил Доржо.
Когда легли Света не смогла уснуть. Так и пролежала до четырех утра без сна.
***
Бледно, вяло и нехотя занимался рассвет.
Света и Сема ехали на коне вдоль Витима. Они выехали час назад и, как предсказывал старик Доржо, с рассветом они уже были у цепи гор, которые им нужно будет пересечь, прежде чем они выедут на ровную дорогу, до самой Усть-Джилинды пролегающую по полям. Путь по узкой горной тропе занял без малого три часа. Извилистая, иногда едва заметная тропа бежала, огибая деревья, кустарники, ныряя в неприметные издалека ямы, неожиданные повороты. Местами она прижималась к плотной стене каменистых выступов в двадцати–тридцати сантиметрах от крутых обрывов, внизу которых ревел на перекатах Витим. Конь в этих местах шел осторожно, то и дело из–под его копыт скатывались вниз камешки. «Ночью тут ехать – самоубийство». – Думала Света, опасливо прижимаясь к спине парня и вцепившись обеими руками в лукошко седла.