– Ну ла-а-адно.
Погодя женщина встала, взяла внучку за руку, и они вдвоем пошли вниз по Витиму на мелководье. Света с опаской взобралась на лодку и вцепилась в круглые борта.
– Не бойся, не сдуется, – сказал ей отец, отплывая от берега.
На гладкой воде, убегая к середине реки, лежали поплавки рыболовной сети. В некоторых местах они затонули. Дмитрий жадно заглядывал в воду.
– Сидит, наверное… Окунь или ленок.
Остановились. Он убрал весла на дно и принялся осторожно вытягивать из воды сети. Те пошли тяжело. Определенно кто–то сидел. Света всматривалась в темную воду и вскрикнула от неожиданности, когда увидела, что в глубине блеснула серебристая спина рыбины.
Лицо отца стало напряженным, глаза загорелись в азарте.
– Ух ты! Здор–ровый какой!
Он вытянул рыбу из воды и начал ее выпутывать из сети. Блеснули краснотой плавники, крупная голова, мощные челюсти. Светкины глаза округлились.
– Папа, какой большой ленок!
– Таймешо–о–нок это… Красавец! – ласково протянул Дмитрий, ловко выпутал рыбину и бросил на дно лодки. Поправив сеть, он осторожно опустил ее в воду. Та, опускаясь в темную глубину, ушла из виду, только поплавки мерно покачивались на поверхности.
Света посмотрела на возвышающиеся над ними скалы. От них веяло спокойствием и надежностью. В трехстах метрах визжала от восторга Соня - это они с бабушкой дошли до мелководья и залезли в воду.
В длинную сеть попалось два ленка и таймешонок. Причалив к берегу, отец с дочкой промыли рыбу и пошли наверх, к избушке. Тут же пришли посвежевшие после купания Анастасия и Сонька. Девочка, напевая, подбежала к деревянному косоногому столику у костра и открыла рот от удивления: - «Ух ты! Какие огромные рыбины!» Дмитрий тем временем нашел в избе котелок, залил в него воду и повесил над костром, после чего сел возле костра, чтобы подбросить сучьев в огонь. Сонька, околачивающаяся тут же, спросила:
– Бабушка, а мы что будем уху варить?
– Ага, – ответила Анастасия, сев на чурку и принявшись потрошить улов. Она ловким движением надрезала белую шкурку на брюшках рыбин, вычищала ножом кишки и сбрасывала их в стоящую на земле ржавую кастрюльку – собаке. Потом разрезала двух ленков на куски и спустила их на висящий над костром котелок. Таймешонка оставила на засол.
Рыбу Дмитрий и Анастасия солили с толком. Ленков, хариусов супруги солили целиком с дольками чеснока и мелко нарезанным пахучим укропом.
Если в сети попадался таймень, то из него делали настоящее лакомство. Анастасия снимала ножом рыбью шкурку, нарезала розоватое мясо на небольшие кусочки и складывала их в стеклянные баночки. Добавляла туда немного соли, немного перца и заливала подсолнечным маслом. Затем закручивала банки и ставила их в темный, холодный подпол. Кусочки рыбы за две недели в банках пропитывались солью, становились нежными, что потом просто таяли в рту, оставляя на языке легкое пощипывание от перца.
– Укроп-то нарвали, Соня? – спросил Дмитрий, щурясь от дыма.
– Нарвали! – крикнула Сонька и стремглав унеслась в избушку, через минуту она прибежала обратно с кудрявым пучком укропа в руках. «Вот!».
Затем снова убежала в избушку на этот раз переодеваться в сухую одежду.
Светка начистила картошку, накрошила и бросила в котелок. Все движения матери и дочки были скоординированы. Совместная готовка, костер, ласковое солнце и природа – все располагало к доверительному разговору. Женщина посмотрела на дочь и осторожно спросила:
– Света, а почему ты уволилась? Что-то не понравилось?
И Светка, наконец, решила рассказать, почему уволилась с работы.
– Не могу я там, мама. Если на меня начинают кричать, то вытерпеть и не сорваться в ответ, знаешь, как тяжело? Вот начала мне директриса предъявлять, почему, мол, отчет неправильно сделала. Ну я как? Я же только-только начала работать, - ты покажи, объясни спокойно – что не так, - кричать-то зачем? Ну я не вытерпела, да в ответ ей сказала пару ласковых.
Анастасия знает, что Светка, бывало, не стесняется в выражениях, и потому всегда говорила, что той надо быть чуть мягче с людьми.
– Ну, доча. Надо было немного потерпеть, не спорить с ней. С людьми надо помягче… – ласково увещевала она.
Света закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Вся ее поза выражала упрямство.