Девушка подняла руку и с ужасом глядела, как гадкая тварь заползает с чавканьем в кровавый порез, прогрызая мышцы и сухожилия. Николь всхлипнула от омерзения и нырнула в омут, который ее давно ждал.
— Приятной ночи, господа, — бросил черный плащ и зашелестел прочь.
Вампиры один за другим начали расходиться с легким разочарованием в груди. Мало того что девчонка оказалась жива, так еще два вампира нагло и беспардонно разделили фамильяра между собой, а Высшим не оставалось ничего другого, как заткнуться. Все же, хорошо быть не просто бессмертным, а еще неприлично богатым. Или же быть фаворитом старого пердуна, который готов исполнить любой каприз своего любимчика.
— Ей не понравится, — безапелляционно заявил Амедей, склонясь над бессознательной Николь, — я вам точно говорю. Ей еще несколько недель выходить из кровавого ража и безумия, а вы такой неприятный сюрприз приготовили. Увеличили срок и бессовестно усилили ярость новорожденного вампира.
— Будто у нее был выбор, — Августино встал и сорвал плащ с плеч, — все считает себя хитрее Высших, которые жили, когда ее пра-пра-пра-пра-пра-бабки в планах не было.
— С другой стороны, — Амедей кивнул, — кто-то же должен её научить справляться с голодом, — он посмотрел на Лоренцо, — зачем мучить старика, который едва передвигает ноги.
— Действительно, — закряхтел вампир, — с новыми фамильярами всегда столько мороки! Признаюсь, я радуюсь, когда они умирают на ритуалах. Я лучше посижу в креслице с бокалом крови, — Лоренцо пожал плечами, — чем натаскивать чокнутую девку, у которой границ-то никаких не было при смертной жизни, а тут, — он цокнул, — я вообще не знаю, что получится.
Глава 25. Урок одиннадцатый. Новорожденные вампиры всегда голодны
Жажда, дикая и крутящая все внутренности злобой и ненавистью ко всему живому жажда. Николь кинулась к тазику с водой и как обезумевшее животное начала захлёбываться холодным питьем. Бездонный желудок наполнялся, и спасительная жидкость уходила в никуда, оставляя еще большую ярость и обиду, что она страдает, такая несчастная и вся мокрая от крови. Она закричала, требуя от вселенной благословенного дождя, но странно ожидать, что в темнице с серого потолка польется вода, вернее, кровь, а если точнее — целое ведро крови, которое Николь выжрала в одно рыло и не заметила.
— Вот это аппетит, золотце, — тихий голос Августино звенел колоколами в голове.
— Они всегда такие, — устало ответил Лоренцо, и его скрипучие слова царапали перепонки ржавыми гвоздями
— Никак не могу к этому привыкнуть.
Николь завопила, закрывая уши, сгорая в пламени боли и ненависти.
— И мы такими были, — старик стукнул тростью, чтобы отвлечь узницу от криков.
Колокольный звон опрокинул Николь на спину, и ей казалось, что из ушей течет кровь и мозг расплавлен громогласными и мстительными звуками. Она с ужасом поворачивала голову и понимала, что заперта в клетке в подвале у Августино.
— Мрази, — она разъяренной бестией кинулась на прутья. Взлохмаченные волосы, лицо в крови и пустые невидящие глаза превратили красну девицу в безумную каннибалу, которая пыталась дотянуть скрюченными пальцами до мерзкого старикашки и напыщенного кудрявого идиота, — я убью вас, уроды! Выгрызу ваши кадыки!
— Все же не настолько такими, — Августино склонил голову, разглядываю визжащую Николь, — она такая страшная.
Девушка отступила и бросилась всем телом на решетку, желая ее выломать и разорвать на части двух вампиров и сожрать их вместе с потрохами, потому что она была голодна. Как никогда прежде. Она бы и родителей своих убила, будь такая возможность. Или соседского трехлетнего мальчика с пухлыми щечками и маленькими аппетитными пальчиками, которые бы она разгрызла как куриные косточки. Дверь ее тюрьмы не подавалась ее нападкам, и Николь кричала еще громче.
— Уроды, — она встала у решеток, глядя исподлобья на своих пленителей и сжимая кулаки, — мерзкие кровососы! Извращенцы поганые!
— Да я в жизни таз крови не выхлебал, золотце, — Августино оскорбленно вздохнул, прижимая руку к груди, — это тебе на три приема должно было хватить.
— С хрена ли я тут делаю, Лоренцо? — девушка перевала холодный взгляд маньяка на улыбающегося старика, — и чего ты лыбу давишь, мудила? Я твои зенки вырву!
— А вот и родная кровь поперла, — цокнул Августино.
— Ты как птенчик, — старик ухмыльнулся, — после пробуждения должна увидеть своих хозяев.
— Нихрена подобного! — на начала трясти с криками решетку, — вы мне не хозяева! Выпустите меня! Я жрать хочу!