- Это тоже книга,- сказал Адам.- Я ее сам только что написал. Это мои мемуары.
- Вот оно как? Ну, я их тоже захвачу к начальнику. И вы со мной проходите.
- Но мне нужно поспеть на поезд...
- Пошли, пошли, бывают вещи и похуже, чем опоздать на поезд,намекнул он зловеще.
Они проследовали во внутреннее помещение, где стены были увешаны отобранной у пассажиров порнографией и какими-то инструментами непонятного назначения. Из соседней комнаты неслись вопли и визги мисс Рансибл, которую приняли за известную аферистку, промышляющую продажей контрабандных драгоценностей, и передали на предмет личного обыска двум свирепого вида досмотрщицам.
- Ну, что у вас там с книгами? - спросил начальник. По длинному печатному списку, в котором первым значилось "Аристотель. Сочинения (иллюстрированное издание)", они сверили книги Адама, старательно, одну за другой, по складам читая заглавия.
Через кабинет прошла мисс Рансибл, на ходу манипулируя губной помадой и пудрой.
- Адам, миленький, как же я вас не видела на пароходе. Ой, если б я могла вам рассказать, что они там со мной делали... Где только не искали, это со стыда сгореть можно. Точно у врача, и такие злющие старухи, чем-то напоминают вдовствующих герцогинь. Как только попаду в Лондон, сейчас же позвоню всем министрам и во все до одной газеты и сообщу им такие подробности...
Начальник между тем читал рукопись Адама, время от времени издавая смешок, не то победоносный, не то язвительный, но, в общем, непритворно восхищенный.
- Прочитай-ка вот это, Берт,- сказал он.- Здорово закручено, а?
Наконец он собрал листы в пачку, перевязал тесемкой и отложил в сторону.
- Так вот,- сказал он.- Книги по архитектуре и словарь можете взять. И книги по истории, так и быть, тоже забирайте. Но вот эта книга, по экономике, подходит под рубрику "Подрывная пропаганда", она останется у нас. И этот самый "Purgatorio" г мне что-то не нравится, ее мы тоже оставим здесь до выяснения. А уж что касается ваших мемуаров, так это чистейшая порнография, мы ее незамедлительно сожжем.
- Боже милостивый, да там нет ни одного слова... вы, наверно, не так поняли...
- Еще чего. Уж я-то знаю, что порнография, а что нет, иначе меня бы тут не держали.
- Но вы поймите, от этой книги зависит мой хлеб насущный!
- А мой хлеб насущный зависит от того, чтобы не пропускать такую пакость в Англию. Так что топайте отсюда, не то ответите перед полицейским судом.
- Адам, миленький, не спорьте, а то мы опоздаем на поезд. Мисс Рансибл взяла его под руку и потащила на платформу, а по дороге рассказала, на какой замечательный вечер она сегодня приглашена.
- Тошнило? Кого это тошнило?
- Да тебя же, Артур.
- Ничего подобного... просто устал.
- Одно время там действительно стало душно.
- Просто чудо, как эта тетка нас взбодрила. На будущей неделе она выступает в Альберт-холле.
- А что, можно и сходить. Вы как считаете, мистер Гендерсон?
- Она говорит, у нее труппа ангелов. Наряжены, с белыми крыльями, красота. Да если на то пошло, она и сама недурна.
- Ты сколько положил ей в тарелку, Артур?
- Полкроны.
- И я тоже. Странное дело, никогда я раньше не отдавал полкроны вот так, ни за что. Она, черт ее возьми, как-то их из тебя вытягивает.
- В Альберт холле тоже небось придется раскошелиться.
- Скорее всего, но уж больно охота посмотреть на разряженных ангелов, верно я говорю, мистер Гендерсон?
- Фанни, смотри, ведь это Агата Рансибл, дочка бедной Виолы Казм.
1 "Чистилище"
- Не понимаю, как это Виола пускает ее всюду одну. Будь она моей дочерью...
- Твоей дочерью, Фанни?
- Китти, как не стыдно!
- Прости, милочка, я только хотела сказать... Кстати, ты давно о ней не слыхала?
- Последние вести были совсем плохие, Китти. Она уехала из Буэнос-Айреса. Видимо, окончательно порвала с леди Метроленд. Теперь, говорят, разъезжает с какой-то труппой.
- Какая жалость, милочка, зря я об этом заговорила. Но всякий раз, как я вижу Агату Рансибл, я невольно думаю... Нынешние девушки так много знают... Нам-то, Фанни, приходилось до всего доходить своим умом, это занимало столько времени... Будь у меня в юности такие преимущества, как у Агаты Рансибл... А кто этот молодой человек, с которым она шла?
- Не знаю, и, честно говоря, мне не кажется... а тебе? На вид он такой сдержанный.
- У него красивые глаза. И походка хорошая.
- Возможно, если бы дошло до дела... И все же, я говорю, будь у меня в свое время такие возможности, как у Агаты Рансибл...
- Ты что ищешь, милочка?
- Смотри-ка, милочка, какие чудеса. Вот они, мои нюхательные соли, все время тут и лежали, вместе со щетками.
- Ах. Фанни, мне так совестно, если б я знала...
- Вероятнее всего, моя дорогая, ты видела на туалете другой пузырек. Может быть, это горничная его туда положила. В той гостинице все бывает, правда?
- Фанни, прости меня...
- Что тут прощать, дорогая? Ведь ты же, милая, правда видела там другой пузырек?
- Смотри-ка, а вон Майлз.
- Майлз?
- Твой сын. дорогая. Ну знаешь, мой племянник.
- Ах, Майлз А знаешь, Китти, кажется, это и в самом деле он. Совсем перестал меня навещать, такой нехороший мальчик.
- Странный у него вид, ужасно похож на педа.
- Знаю, моя дорогая. Это для меня большое огорчение. Но я стараюсь меньше об этом думать, ведь иного трудно было и ждать при том, что представлял собой бедный Троббинг.
За грехи отцов, Фанни...
Где-то, не доезжая Мейдстона, мистер Фрабник окончательно пришел в себя. Напротив него на диване спали оба детектива - котелки съехали на лоб, рот раскрыт, красные ручищи бессильно лежат на коленях. По стеклам барабанил дождь; в вагоне было очень холодно и стоял застарелый запах табака. Со стен глядели рекламы отвратительных живописных развалин; снаружи под дождем мелькали щиты, рекламирующие патентованные средства и собачьи галеты. "Каждая галета МОЛЛАСИН виляет хвостом",- прочел мистер Фрабник, а колеса без конца отстукивали: "Достопочтенный джентльмен, достопочтенный джентльмен..."
Адам сел в вагон вместе с Цветом Нашей Молодежи. Все они еще выглядели неважно, но сразу воспрянули духом, когда узнали, какому жестокому обращению подверглась мисс Рансибл на таможне.
- Ну, знаете ли,- заявили они,- Агата, деточка, это же просто позор! Это неслыханно, это безобразие, это недомыслие, это варварство, это ужасно, ужасно! - А потом заговорили о предстоящем вечере у Арчи Шверта.
- Кто такой Арчи Шверт? - спросил Адам.
- А-а, это уже после вашего отъезда. Жуткий человек. Его обнаружил Майлз, но с тех пор он так вознесся, что скоро перестанет нас узнавать. В общем-то, он очень милый, только безнадежно вульгарен, бедняжка. Живет в отеле "Ритц", это, по-моему, шикарно, правда?
- Он и вечер устраивает там?
- Ну что вы, милый, конечно, нет. Вечер будет в доме Эдварда Троббинга. Вы же знаете, это брат Майлза, но он занят какой-то там политикой и ни с кем не знаком. Он заболел и уехал в Кению или куда-то там еще, а его дом на Хартфорд-стрит, идиотский такой дом, стоит пустой, вот мы все туда и переселились. И вы к нам вселяйтесь, очень будет весело. Дворецкий и его жена сначала были очень недовольны, но мы их угощали вином и дарили им всякие вещи, и теперь они в восторге, только и делают, что вырезают из газет заметки о нашем времяпрепровождении.
Одно плохо, что у нас нет машины. Майлз ее разбил, я имею в виду машину Эдварда, а ремонт нам абсолютно не по карману, так что скоро придется переезжать. Да и вообще там все побилось и грязь ужасная. Понимаете, прислуги в доме нет, только вот дворецкий с женой, а они теперь вечно пьяные. Такой дурной пример... Мэри Маус была ангельски добра, она нам присылала корзины с икрой и всякими вкусностями... Сегодняшний вечер Арчи, конечно, тоже устраивает на ее деньги.