– грузинские пьесы и фильмы лучше ставить и показывать в России, книги - печатать в Петербурге или Москве на русском языке - так гораздо легче прославиться и заработать приличные деньги.
***
Я верю в Промысел Господень. Эта статья уже была написана, когда я пришел в церковь Рождества Святого Иоанна Предтечи, что на Пресне, в Малом Предтеченском переулке, аккурат наискосок от музея, посвященного восстанию 1905 года. В храме этом по настоянию прабабушки моей Параскевы Ивановны пятьдесят с лишком лет тому назад меня крестили. Приход сейчас богатеет, в доме на противоположной стороне переулка, ранее принадлежавшем храму, вновь открылись церковная лавка и воскресная школа с молодежным центром. В лавке купил книжечку отца Бориса Михайлова об истории прихода и храма, а в ней написано, что с 1736 года храм служил пресненским подворьем митрополиту Романосу Эристави, весьма доверенному лицу грузинского царя Вахтанга IV, жившего вместе со свитой в изгнании здесь же, на Пресне, откуда пошли Грузинские улицы. Митрополит Романос происходил из весьма знатного рода владетельных князей (эристави) арагвских. Он руководил Самтаврийской и Горийской епархией Карталинского (одного из двух) каталикосата Грузинской православной церкви. Центр епархии находился в городе Гори, расположенном по дороге из Тифлиса в Южную Осетию. За верность царю Вахтангу, православной вере и России митрополит Романос жестоко пострадал - в Арагви уничтожили его поместье и всю семью. Сам же он окончил свой земной путь в Москве и похоронен за главным алтарем храма на Пресне. Выходит, что с самого крещения я оказался близок верным России грузинам. И навсегда сохраню эту близость.
Машинерия
Кто на чем рассекает
Людмила Сырникова
Начнем издалека. Будучи страстной курильщицей, я, конечно, постоянно испытываю то, что принято называть давлением общественности. Испытываю и не поддаюсь. Любое диссидентство, любая последовательная миноритарность приятна, как приятна затяжка. Уже хотя бы в силу этого курение - особенно «в специально отведенных местах» - не глупая социальная привычка, как ошибочно полагают малодушные ничтожества, одержимые бесполезной идеей бросить курить. Курение - глубоко экзистенциальная практика, способ остаться в одиночестве. Его можно было бы назвать эффективным, когда б не стадный инстинкт, который гонишь в дверь, а он лезет в окно. Ибо большинство так называемых курильщиков относится к курилке как к разновидности салона, где точат лясы и моют кости. Лично я убеждена, что курилка - скорее аглицкий клуб, молчаливый и замкнутый, со строгими границами privacy. Смешное сравнение, делающее смешным его автора? Будемте же шутить, сохраняя серьезную мину и достоинство. Сравним курилку с общественным туалетом, посетителям которого почему-то не приходит в голову побеседовать друг с другом. Ведь курилка - не для разговоров. Разговоры в курилке лишь подтверждают это. Недавно я услыхала такой:
– У меня, представляете, сигнализация не закрывает водительскую дверь. То есть, ну, все остальные закрывает, а водительскую не закрывает.
– Ум-м-м-м-м-м…
– Как это не закрывает?
– Да я сама не понимаю, как. Я там с одним мальчиком говорила, ну, в сервисе, он возился, возился, говорит, менять лучше на механическую, потому что эти электронные ставятся два часа, а снимаются за десять минут. Прикиньте?
– Да за две минуты!
– Ну, тем более. Но я сейчас же не могу ничего поменять. Я сейчас поставлю ее сюда где-нибудь поближе. Ну, чтобы…
– Не, ну что за пицца, а?! Не режется! Или это нож тупой? Я не понимаю.
– Я просто не знаю, что делать, совсем. И где искать это механическое…
Почти плачет.
– Я сейчас позвоню туда, в эту пиццу. Вообще, бля. Пусть деньги возвращают. Присылают каких-то потных мужиков с грязными руками, они возят эту пиццу, трогают ее вообще, а потом ее кушать невозможно.
– Ты уже съела почти все.
– Это ты съела.
Разговаривали дамы все еще не средних лет - одинаковые офис-менеджеры одинаковых компаний. Не исключаю, что и зарплаты, как и платья и сапоги, у них были примерно одинаковыми, потому что по-другому с офис-менеджерами, да впрочем, и с любыми другими менеджерами, не случается. У них были одинаковые автомобили, различавшиеся лишь цветом, и это первое и последнее различие было результатом осознанного действия, своего рода общественного договора между этими милыми особами: высокое подражание должно виртуозно балансировать на грани с тупым обезьянничаньем - только тогда оно обретает смысл. Но выбор марки автомобиля был сделан иррационально. В этом выборе не было стремления конкурировать - лишь чувство сопричастности, главное чувство, охватывающее человека, следующего моде.