— Но послушай, Энни…
Энни дрожала — от охватившего ее желания и от ужаса перед тем, в какую роковую зависимость от собственных чувств она могла попасть, если бы вовремя не остановилась. Чтобы унять дрожь, она обхватила себя руками за плечи.
— У нас были трудные дни, Алекс. Трудные и очень насыщенные событиями. Не знаю, как ты, а я безумно устала. Я просто выжата как лимон.
— Если бы ты знала, как я устал, — ответил Алекс.
— Вот и отлично. Если ты хочешь поскорее лечь в кровать, идем, я покажу тебе твою комнату.
Не дожидаясь, когда Алекс захватит свои вещи, она развернулась и пошла по коридору к спальне. Алекс подхватил свой кейс, стоявший в углу, отдал сонной обезьянке согревшийся сок и поспешил вслед за Энни.
Энни спиной чувствовала, что Алекс, как и она сама, борется с желанием. Но гордость не позволяла ему уговаривать и умолять. Что ж, все к лучшему. Если он попытается настоять, у Энни не хватит силы воли противиться их взаимному желанию. И тогда расставание станет для нее во сто крат мучительней, чем сейчас. Мужчину, которого познала, она забыть не сможет.
Впрочем, она и сейчас не сможет его забыть. Но теперь, пока они еще не стали близки, ей будет проще научиться жить без него. Значительно проще.
— Извини за убогость обстановки, — поморщилась она, открывая дверь в свою комнату. По сравнению с тем, к чему привык Алекс… Впрочем, какие могут быть сравнения?
— Перестань, здесь вполне уютно, — возразил Алекс.
Вряд ли он остался при том же мнении, когда присел на ее узкую тахту, покрытую мохнатым пледом цвета фуксии.
— Ой, а это что? — Алекс просунул руку под плед и достал плюшевого мишку, в обнимку с которым Энни имела обыкновение засыпать.
— Это Тэдди, — смущенно пояснила Энни. — Он у меня еще с начальной школы.
Алекс добродушно рассмеялся.
— Господи, какой же ты еще ребенок!
Пять минут назад ты воспринимал меня как совершенно взрослую женщину, подумала Энни, а вслух сказала:
— Где ванная, помнишь. Располагайся поудобнее. Спокойной ночи.
— Энни, — окликнул Алекс, когда она уже собиралась закрыть дверь.
— Что–то еще? — устало спросила она, заметив, что в глазах Алекса снова заплясали ехидные чертики.
— Можешь мне кое–что объяснить? — лукаво спросил Алекс.
— Не время объясняться, спать пора, — попробовала улизнуть Энни.
— И все–таки я спрошу. Ведь я тебя и раньше целовал… Но такая реакция… Что изменилось с тех пор, как мы вернулись домой? Ты стала какой–то… другой.
Еще бы не изменилось. Если до этого он ей наполовину нравился, наполовину — возмущал, то теперь она была влюблена до самых кончиков ногтей. И не дай Бог, чтобы Алекс это заметил. Что она может ответить на его вопрос?
— Не знаю, о чем ты. — Энни с деланным недоумением пожала плечами.
— Ну вот… Ты отдаляешься от меня. Стала такая колючая, совсем не та девушка, которая отправлялась со мной в Италию в пятницу утром!
— Алекс, я говорила тебе, что страшно устала. — Энни покачала головой.
— Дело только в этом?
— Да.
Она зябко поежилась. После солнечной Италии дома было довольно прохладно.
— Ложись спать, — добавила она. — Нам обоим надо отдохнуть. Завтра поговорим, если хочешь.
— Спокойной ночи, — нехотя кивнул Алекс, явно не поверивший в искренность ответа Энни.
— Спокойной ночи. — Она вышла и закрыла дверь.
В гостиной дремал в своей корзине Джеки, смешно выставив черные пятки из–под детского одеяльца. Энни ласково посмотрела на него и подумала: Ты тоже любишь Алекса, малыш. Ты меня поймешь.
Вот только любовь любви — рознь. От такой любви, как у нее, только боль и слезы. И завтра ее «лав–стори» можно будет считать оконченной.
Энни не хотелось ложиться, хотелось просто посидеть в полумраке и подумать. Она сходила в кухню и сварила себе кофе, а потом вернулась в гостиную и устроилась в кресле, задумчиво перебирая пальцами кисти, которые украшали абажур на торшере. Наверное, мама удивляется, почему она так долго не гасит свет. А может, спит давно и не подозревает, какие сомнения гложут Энни.
Все равно, лишь бы Энни никто не тревожил. Она немного посидит и уговорит себя, что ее прежняя жизнь прекрасна, успешная работа — ее главная цель, возня с животными — лучший досуг, а Италия — миф и от мужчин — одно зло. Только почему–то выть хочется от мысли такой…
18
Проснулась Энни рано, хотя миссис Коннинз, видимо, уже встала и ухаживала за питомцами. В доме стояла тишина. Корзинка Джеки была пуста — очевидно, обезьянка тоже поднялась и теперь хулиганит где–то в саду.
Энни сунула ноги в шлепанцы и начала натягивать халат, приготовленный с вечера, но вспомнила, что в доме мужчина, и решила одеться поприличнее. Она надела джинсы и майку, нашла на подоконнике расческу и привела в порядок волосы. Только после этого Энни решилась выйти в ванную, не рискуя оказаться застигнутой врасплох.