Прохор заметил, что ни на одну реплику удальца-картёжника его напарник не отвечал.
«Немой, что ли? — подумал он. — А, впрочем, мне-то какая разница!»
Выигравший мужик повернулся наконец лицом к посетителю. Прохор Михайлович увидел его плутоватую физиономию с бегающими и настороженными глазами и сильно скошенным небритым подбородком. Уши были как-то необычно заострены и сильно торчали по обе стороны головы. Вакулину сразу бросилось в глаза явное сходство этого персонажа с определенным животным — вроде как с крысой, а может быть, с шакалом…
— Ну, что хорошего скажешь, земляк? — задорно обратился к нему старший могильщик. — Чего надо?
— А вы и есть Фёдор? — спросил Вакулин.
— Ну да… я Фёдор. Не нравлюсь, что ли?
— Нравитесь-не нравитесь, я не на смотрины пришёл, — угрюмо ответил Прохор Михайлович. — Выходит, к вам у меня дело…
— Дело, говоришь… Ну, излагай своё дело.
— Видите ли… родственница ко мне приехала, — начал рассказывать Вакулин, — одна как перст на свете. Дальняя родственница…Приютил я ее, пожила она с месяц, а вчера вот взяла и преставилась. Похоронить надо бы женщину, да вот загвоздка — у нее ни прописки, ни документов, ничего. Все документы в войну пропали…
— Так уж и пропали? — недоверчиво спросил Фёдор. — Война-то уж вон когда кончилась! Как же она столько лет после войны без документов жила?
— Так вот и жила! — молвил Прохор Михайлович. — В лагерях была, потом по тайге моталась…В тайге, сами понимаете, паспорт не больно нужен. А потом взяла и ко мне приехала… помирать приехала, выходит. Вот и мне теперь забота: похоронить бы надо женщину по-людски! с тем и пришёл к вам, Фёдор. Помогите уж… Бога ради!
Воцарилось выжидательное молчание. В наступившей тишине Прохор Михайлович вынул из принесённой с собою потёртой кожаной сумки две бутылки водки и молча поставил на сундук, на котором сидел. Тихо звякнуло стекло. Однако мужики и бровью не повели. Петруха — тот вообще будто бы и не видел ничего. Так и сидел, набычившись, над разбросанными по столу картами.
Фёдор склонил ушастую голову, рассеянно почесал темя. Скосил свои шустрые глазки на выставленное угощение, затем поднял их снова на Прохора.
— Ну, а в чём заковыка-то, земляк? Давай ее захороним как невостребованный труп!
От таких слов Вакулина даже передёрнуло. Это так говорили про Августу! женщину, которую он боготворил, на которую молился…
— То есть как… невостребованный? — выдавил он с трудом.
— Ну как… Найден труп, чей — неизвестно. Никто о покойнике не заявляет. А хоронить-то надо, человек всё-таки, негоже ему без погребения валяться! Такой покойник идёт как невостребованный труп!
— И как же его… хоронят? — пролепетал Прохор Михайлович.
— Ну как… оркестра и венков, естессно, не будет. Труп в мешок — и в вырытую яму. Сверху ставится деревянный столбик такой — чтоб люди, значит, по могиле не ходили. И всё! Просто, конечно, зато дёшево — ты платишь только за копание могилы, ну и за мешок еще… да ведь это копейки. Вот так… коли и вправду ни прописки, ни документов нет…
— Выходит… если у человека нет вот такой картонной книжечки, то его можно закопать как сдохшую собаку? — ошеломлённо прошептал фотомастер.
— Чудной ты, однако, старина! — криво усмехнулся Фёдор, ощерившись щербатым ртом. — Если у тебя денег много, то — плати! Забабахаем твоей родственнице похороны по первому классу! Чего непонятного? Небось, не первый год на свете-то живёшь, а?
Прохор Михайлович скорбно опустил голову. Августа, конечно, преступница — перед Богом и людьми, однако, таких вот «похорон» она не заслужила! Может, кто-то скажет иначе, особенно, если учесть, КАК она сама «погребала» мёртвые тела ее собственных жертв. Но это — пусть Господь судит ее! А Прохор для Августы не кто-то! Он для нее самый близкий человек, и совершенно неважно, что сама она при жизни так не думала.
— Ну, а если не по первому классу? — мрачно спросил Прохор. — Просто нормальные похороны? Что тогда от меня потребуется?
— Что тогда? — живо откликнулся Фёдор. — Ну что… За рытьё могилы кладёшь нам двести рублей. За возню с твоей покойницей, опускание гроба, закапывание, ну там — утрамбовывание, устройство холмика, укрепление его, чтобы, значит, от дождя не расползся, — еще сто пятьдесят. За крест платишь отдельно — самый дешёвый стоит стольник… Ну, а потом — ставишь нам два пузыря, что сейчас вот принёс, и к ним — две банки рыбных консервов! Хлеба не надо — хлеб мы с Петрухой сами купим… правда, Петруха? Если еще колбаски с полкило принесёшь — мы тебе табличку выделим, чтобы, значит, на крест ее повесить. Писать у нас некому, художников нет! Сам пиши, либо зови специалиста… Ну, гроб в похоронной конторе, машина для доставки — всё за твой счёт! Мы тебя встречаем только здесь. С кладбища мы ни ногой… вот такие дела, земляк!