— Мы в поповские предрассудки не верим, — хмуро заметил Вакулин, в последний раз щёлкнув фотоаппаратом. — А вам спасибо большое, всё так аккуратно сделали…
— А как же! Старались мы, кормилец… дело-то святое!
Вакулин расплатился со старушками и они ушли, очень довольные.
Когда приехала машина, Прохору Михайловичу пришлось нанимать мужиков с улицы, чтобы поставить гроб в кузов. Он не хотел привлекать к этому соседей — пусть они не знают ничего. Мужикам с улицы, естественно, тоже пришлось заплатить.
Наконец приехали на кладбище. Федор с Петрухой, оказывается, действительно ждали приезда Вакулина, как и обещал Фёдор. Старший могильщик приветственно махнул ему рукой, но Прохор Михайлович оставил этот жест без внимания. Для него Фёдор был не более, чем хапугой, бессовестно и нагло наживающимся на людском горе.
— Могила готова? — спросил Вакулин не слишком вежливо.
— А как же, земляк! Всё, как уговаривались…
— Так поехали!
— Э нет, погоди… Сначала расчёт, потом оформление, а засим уже и сам товар.
— Это какой еще товар? — насторожился Вакулин.
— Ну как какой… — хитро прищурился Федор. — Мы тебе, земляк, ведь что предоставляем? мы тебе предоставляем похоронные услуги. А что такое услуги? такой же товар, как и всё остальное, как хлеб, скажем, мебель или одежда! Так во всём мире дела делаются! так-то… земляк!
«Ишь ты… — подумал Прохор Михайлович с долей презрения. — Капиталисты хреновы! Огэпэушников на вас больше нет…»
Он вылез из машины и отправился за Фёдором в тот самый домик, в котором был накануне. В домике они остались вдвоем: Петруха сел в машину, чтобы показать дорогу водителю.
Прохор Михайлович выложил деньги на стол.
— Вот это за могилу… это вот за всё остальное… итого триста пятьдесят, — бубнил под нос Прохор, выкладывая на стол денежные купюры.
Фёдор деловито пересчитал деньги и спрятал в карман телогрейки. Тем временем Вакулин достал из потёртой клеёнчатой сумки две банки кильки в томате.
— Вот… — сказал он, кладя их на стол. — Водку я вам вчера приносил, надеюсь, не забыли?
— Не забыл, земляк, не забыл. А на крест деньги не сдаёшь, что ли?
— Ну так крест стоит сто рублей, как вы сказали, а у меня больше денег нет.
— Ну, а вообще крест ставить будешь? Деньги — они такие, сегодня их нет, а завтра есть, или наоборот. Если крест ставить будешь, я тебе подберу недорогой, но прочный; приедешь — оплатишь. Как, подбирать будем?
— Будем, — отозвался Прохор Михайлович. — Только позже…не сегодня. Сегодня мне Авгу… то есть… Марию похоронить надо.
— Ну, коли так, давай хоронить твою Марию… Паспорт не забыл?
— Я же сказал, нет у нее паспорта! — вытаращил глаза Вакулин. — Вообще документов нет, кроме справки об освобождении…
— Да твой паспорт нужен, твой, земляк! Покойница без документов — кто ее хоронит? Я, что ли? Ты и хоронишь, а я так просто — помогаю тебе! паспорт давай, я тебя сюда вот впишу. И если потом вопросы какие возникнут, по твоим паспортным данным тебя и найдут, как миленького! Вот и всё…
— А, вон вы о чём, — ответил Прохор, доставая паспорт. — Вот, пишите…
Федор аккуратно вписал в амбарную книгу все паспортные данные Вакулина. Потом потребовал данные умершей, и Прохор Михайлович дал ему справку об освобождении. Закончив оформление нового обитателя погоста, Федор поднялся и повел Вакулина к свежевырытой могиле.
Машина была уже там, а Петруха дожидался возле могилы. Изнывающий от безделья водитель заметно оживился, когда увидел наконец-то появившегося Вакулина.
— Эй, хозяин, когда отпускать будешь? — крикнул он, не выходя из кабины. — Мне за стояние денег не платят, мне ехать надо.
— Сейчас поедешь, — хмуро ответил Прохор.
Он подошел к краю могилы, заглянул в нее. Стенки были отвесны, дно тщательно спланировано. Глубина тоже была хорошей. Прохор невольно отметил про себя, что мужики, наверное, копали большую часть ночи. Яма получилась на славу: даже при желании придраться было не к чему.
— Ну как, земляк? — с искренней гордостью спросил Федор.
— Добрая работа, — отозвался Вакулин с неподдельным уважением.
— А то!..Всё как заказывал! Ну… тогда приступаем?
— Приступайте, — выдавил из себя Прохор, чувствуя, как мощный спазм сдавливает горло.
Федор с Петрухой залезли в машину, выдвинули из крытого кузова длинный гроб и, поставив его с краю, аккуратно сняли, после чего положили на кучу свежевырытой земли. Следом вытащили гробовую крышку. Водитель сразу же включил двигатель и уехал.
— Прощаться будешь, земляк? — негромко спросил Федор. — Мы с Петрухой, хошь, отвернёмся.
Они и впрямь отвернулись, давая возможность Вакулину проститься с покойницей. Прохор Михайлович опустился на колени и приложился губами к холодно-мраморному лбу Августы.
Затем он поднялся на ноги и сделал пару шагов назад.
— Ну… делайте, что надо, — буркнул он.
Фёдор однако вдруг заколебался. Прохор Михайлович посмотрел на него сурово-выжидающе.
— В чём дело? — спросил он мрачно. — Закрывайте гроб и в могилу…
— Слышь, мужик… — неуверенно проговорил Фёдор. — А ты уверен, что она… ну, того…мёртвая?
От такого вопроса Прохор даже остолбенел.
— Конечно, уверен! Я опытного доктора приглашал. Он освидетельствовал тело…
— Ну коли так… Нет вопросов! Петруха… давай гвозди!
Тот промычал что-то в ответ и взял из ящика молоток с гвоздями. Вдвоём с Фёдором они аккуратно закрыли гроб крышкой и Петруха принялся старательно приколачивать ее. Фёдор помогал ему, следя за тем, чтобы крышка везде по периметру прилегала как надо. Закончив дело, оба могильщика вооружились длинными прочными ремнями, надели их на гроб и, расположившись один у изголовья, а другой в ногах, начали сноровисто и бережно опускать гроб в могилу.
Прохор Михайлович неподвижно стоял в стороне и неподвижным взором наблюдал за происходящим. Он был как во сне. Порой ему ему казалось, что это вовсе не Августу опускают в свежевырытую могилу, а его самого. По мере того, как гроб постепенно опускался в недра могилы, всё вокруг делалось для него безразличным, неинтересным, ненужным…
— Эй, очнись, земляк! — весело окликнул его Фёдор. Похоже было на то, что этот мужик вообще никогда не грустил, бывал неизменно весел и в хорошем настроении. Вакулину вдруг подумалось, что это была подсознательная защитная реакция человека, имеющего дело с покойниками и могилами, чтобы не сойти с ума ненароком. Впрочем, это было неважно — главное, своё дело Фёдор делал исправно, и даже придраться было абсолютно не к чему. Прохор Михайлович внезапно испытал к нему чувство тёплого признания и благодарности.
— Сейчас закапывать станем, — сообщил Фёдор. — Горсть земли на крышку-то бросать будешь?
Слова его доходили до Прохора как сквозь плотную преграду, закрывающую уши.
— А? Горсть земли?.. да, да, конечно…
Вакулин наклонился, неловко подхватил горсть рассыпчатой, слегка тронутой влагой земли и бросил на гроб. Земля гулко ударилась о крышку, разлетевшись прахом во все стороны.
— Добро! — одобрительно заметил Фёдор. — Ну, Петруха, давай!
Оба принялись сноровисто засыпать могилу землей, а Прохор Михайлович отчаянным взором наблюдал, как под неровным слоем сыпавшейся в яму земли исчезает гроб. Ему хотелось броситься в могилу и дать засыпать себя вместе с Августой. Порой ему казалось, что эти два мужика заваливают землёй не гроб Августы, а его собственную душу.
Его охватил ужас при мысли о том, что живой Августы он никогда в жизни больше не увидит. Единственное, что он мог еще — это рассматривать ее прижизненные фотографии, сделанные его стараниями.
Так и похоронил Прохор Михайлович Августу на городском кладбище, под чужим именем… Точнее, под именем одной из ее жертв! А в течение последующих месяцев поставил на могиле добротный крест, и табличку с настоящим именем сделал, да так спрятал, чтобы никто не нашёл.
Шло время, и чувствовал Прохор, что недалёк день, когда и сам он отправится вслед за Августой. А вот завещание ее выполнить никак не мог.
Фотоснимок с Августой в гробу всегда у него в ящике стола наготове лежал, только никому из девушек, приходящих в фотоателье, он его вручить так и не сумел. Духу не хватало. А потом решил: нет, Августа! Не буду я твою волю исполнять! Ты людей погубила без счёта, и негоже мне и дальше помогать тебе в твоих черных делах. Ты этот свет покинула, вот и покойся себе с миром! И пусть мне всё равно в аду гореть предстоит, если есть он, ад этот, но губить для тебя дальше тела и души людские я не буду! Ты угрожала мне перед смертью, сулила участь некую страшную, коли воли твоей не исполню. Эх, Августа! умная ты женщина была, а так и не смогла уразуметь, что нет для меня кары страшней, чем пережить тебя на этом свете! Ну, и чего мне еще бояться? Вот так, Августа… Так что решение моё твёрдое, уж ты не обессудь…