Галя с любопытством взирала сверху вниз на него и его жалкие попытки.
Она небрежно скрестила на груди руки, на ее губах играла лёгкая непринуждённая улыбка. И это при том, что он весь обливался потом, грудь его сдавило так, что хрустели рёбра, а всё тело будто пребывало в стальных тисках. Он уже не ощущал ни своих рук, ни своих ног… А ей, казалось, было просто интересно посмотреть, сколько же времени он выдержит в ее смертельных и мучительных объятиях.
Наконец Николай бессильно вытянулся на траве и затих; Галя обворожительно и снисходительно улыбнулась.
— Ну вот, — сказала она. — Наконец-то успокоился… а то дёргается, борется, шипит по-змеиному — никак не уймёшь! Вот и умница… Наверное, пора нам и закругляться, ты как думаешь… а, Николай?
Он лежал на спине и не мог ответить, его помертвевшие синие губы лишь слабо шевельнулись, без звука. Галя положила ладонь ему на лицо, потом медленно провела по его лицу гибкими пальцами; эти пальцы немного согнулись, и длинные ногти слегка зацепили кожу, потянули ее, образуя складки, будто бы пробуя ее не то на прочность, не то на эластичность… Снова появилась боль — острая, словно режущая, но пока еще вполне терпимая. Пальцы Гали поползли дальше, прошлись по его губам, затем по подбородку, скользнули под скулы… и в следующую секунду ее острые, как лезвия, ногти глубоко впились ему в горло. Изо рта Николая взметнулся фонтан, и мельчайшие тёмно-красные брызги оросили поникшие ветки ближайших кустов.
В полной тишине кровавые бусины медленно поползли по влажным зеленым листьям, собираясь в маленькие ручейки и спадая на землю тяжёлыми маслянистыми каплями.
Галя неторопливо шагала через лес, небрежно помахивая холщовой сумкой, в которой было уложено нечто увесистое и округлое… Ее одежда успела полностью высохнуть, и Галя снова была облачена в свою черную безрукавку и черные облегающие брюки. Отшельница ступала размеренно и упруго, как человек, привычный к долгой и непрерывной ходьбе. Если бы ее встретил в лесу какой-нибудь грибник, ему бы и в голову не пришло, что перед ним — кровожадная вампирша. Симпатичная, спортивная, статная и сильная девушка, одетая во всё чёрное — такой бы она представилась забредшему в лесные чащи незнакомцу, и не более того. Только волосы ее оставались в полном беспорядке: спутанные пряди-косицы полностью так и не просохли, и были небрежно и неаккуратно разбросаны по плечам. Однако в глухом лесу такое небрежение ни у кого не вызвало бы подозрений — лес он и есть лес! Да и никто из людей ей попросту не попался на ее пути, и это было истинным счастьем для них.
Поднявшись на лесистый холм, Галя остановилась и обернулась.
Широчайшая лесная панорама открывалась ее взору. Вампирша смотрела на этот бескрайний простор и улыбалась: ей было удивительно хорошо! Она сыта… пусть и не очень надолго, но всё же! Она прислушивалась к звукам леса: обычный человек сказал бы, что кругом царит непроницаемая тишина, но только не она! Галя слышала каждый малейший звук, видела каждую травинку… Эта тишина обманчива, она только для двуногих, которые глухи и слепы. Зато она видит, слышит и обоняет всё… Особенно то, что так или иначе связано с кровью.
Туман, гигантским фронтом наползающий на лесные дали с широкой реки, так и не начинал рассеиваться. Из волнующегося белесого облачного моря выступали только вершины высоких елей и сосен. Галя увидела, как над той частью леса, где стояла сторожка, поднимался столб дыма, который сразу над вершинами деревьев медленно расползался и таял, поглощаемый туманом. Этот дым можно было заприметить разве что с самолёта, но самолёты в такой густой туман не летают…
Отшельница удовлетворённо вспомнила, как она заволокла оба тела в домик, облила помещение топливом из генератора, разбила вдребезги все бутылки с запасами спиртного, щедро полив ими мебель, пол и самих убиённых… Домик полыхал, как факел, несмотря на сырую погоду и лесную влажность; всю поляну заволокло удушливым дымом. Дождавшись, когда рухнет прогоревшая крыша, вампирша отправилась восвояси. Она набегалась по лесам за последние дни, и пора было возвращаться домой.
Цель ведь была достигнута — ее добыча никуда не делась, не спряталась. Вот она, здесь, лежит у нее в пакете… Галя, склонив голову, с покровительственной улыбкой взглянула на сумку, так приятно тяготившую ей руку. Впрочем, никак иначе и быть не могло. Разве это не было ясно с самого начала? Жертве — может быть и не ясно что-то, но никак не ей, Отшельнице. А жертву, как известно, не спрашивают…