— А ты посмотри внимательнее, — прозвучал прямо над ухом у нее жёсткий и словно шипящий голос Гали. — А вдруг узнАешь?
Антонина, как заворожённая, смотрела вперёд… Вот из полумрака проявились некие непонятные контуры. Сначала ей показалось, будто это плотный человек непривычно маленького роста. Карлик-уродец? Но потом она разглядела крутящиеся скрипучие колёса, различила очертания не то коляски, не то корзины… До слуха ее донеслось слабое постукивание по тротуару, какое обычно производит катящаяся тележка. Антонина в страхе попятилась…
— Лёня? Лёнечка… Господи! Леня… ты как… здесь?
Она отчётливо увидела прямо перед собой глаза преданного ею мужа, они были печальны и полны тоски.
— Тоня! Милая… Зачем ты здесь? Тебе нельзя сюда! Тоня, возвращайся, слышишь? — он закричал в полный голос так пронзительно, будто его убивали еще раз. — Тоня! Тебе рано еще, То…
Его крик оборвался на полуслове. И сам Леонид мгновенно исчез.
Антонина обернулась к дочери. Галя ехидно усмехалась, наблюдая ее растерянность.
— Где он? Куда ты его дела?! — закричала Антонина в ярости.
— Я? — Галя недоумённо пожала плечами. — Я никуда его не девала. И вообще, при чём тут я? Я всего лишь наблюдатель; мост переходишь ты, и встречают тебя, а не меня.
— Но Лёнечка меня простил! Он мог бы меня встретить…
— Да вот не мог он тебя встретить, мама. Тебя прокляла его мать, а материнское проклятие… ну, ты сама понимаешь. Она и меня прокляла вместе с тобой, если ты помнишь, причём — совершенно безвинно. Ну, да ладно, сейчас речь идёт не обо мне.
Подумай… может, найдётся у тебя еще кто-нибудь, кто поможет перейти этот мост.
Антонина очумело смотрела на дочь, будто совершенно не узнавая ее. А потом она взмолилась.
— Но у меня больше никого нет… Кроме тебя одной… Галка!
— Для такого дела я не подхожу. Здесь нужны мёртвые, а я живая, и собираюсь жить долго.
— Ты знаешь, сколько будешь жить? — растерянно прошептала Антонина.
— За меня не переживай. У меня есть Хранительница.
— Галя! Галка! Отпусти меня! Прошу, умоляю! Отпусти меня домой… пожалуйста!
— Бедная мама, — в голосе Гали зазвучала, казалось, неподдельная грусть. — Я уже давно перестала быть твоей дочерью, а ты даже не заметила этого. Но при этом ты твердишь даже сейчас, что положила всю свою жизнь ради меня. Что ты положила, я не знаю, но в этом не было ни крупицы любви! Ни единой… И у меня, естественно, давно появилась совсем другая мать. Я боролась, я страдала, я звала на помощь, но ты… ты не слышала. И она овладела мною, забрала меня к себе, сделала своей преемницей, своим продолжением. Ты могла бы меня спасти, но ты даже не подозревала о том, что со мною происходит. Ты думала только о себе, переживала только за себя, и жила ты только ради себя! Ты смогла прожить свою жизнь, не любя никого, кроме самой себя…
И вот — закономерный итог: твой час пришёл, но ТАМ тебя даже встретить некому. Оказывается, это так ужасно… правда?
— Галя… Доченька! — взмолилась Антонина. — Пожалуйста… я твоя мать! Отпусти меня: я жить хочу… понимаешь? Я не хочу туда… не хочу на тот берег!!! Отпусти…
— Жить хочешь? — усмехнулась Галя снисходительно. — Ты странная, мам… То умоляла убить тебя, то ныла, что помрёшь с тоски, как только я уеду, а теперь вот вдруг вымаливаешь пощаду. Ты определилась бы, что ли, ведь не ребёнок! Ну ладно, это всё пустое. Мне недосуг с тобой тут стоять и нытьё твоё слушать, я его слышала всю свою жизнь; и знаешь, за все прошедшие годы ты не сказала ничего нового! Ничего полезного, одно только нытьё… Зависть ко всем, обиды на всех, вечное уныние… Избавь меня от этого хотя бы сейчас! Я сыта твоей словесной отравой по горло.
Антонина рухнула на колени, поползла к Галке, пытаясь дотронуться дрожащими пальцами до носков ее туфель.
— Не убивай… пощади!
Галя сделала шаг назад, словно брезговала этим прикосновением.
— Нет, мама. Другого пути нет. Поднимайся и иди!
— Господи! — вскричала Антонина. — Кто ты? Ты не моя дочь, ты какой-то жуткий демон… ты — чудовище из самого ада! Моя Галка не может быть такой жестокой!
— Смерть штука жестокая, особенно для тех, кто жил только для себя, — сказала Галя рассудительно. — Однако даже для таких, как ты, остаётся надежда… Я не могу помочь тебе, даже если бы хотела, ибо я не дарую жизни, я их отнимаю. Но ведь был еще один человек, который любил тебя… неужели ты о нём забыла?
Антонина с трудом поднялась на ноги и теперь стояла перед Галей поникшая, как надломленное ветром дерево.
— Владимир? — чуть слышно спросила она.