— Придется делать дополнение к письму. Довольно-таки скоро! – сказал он себе философски.
В это время мимо него пробежали матросы с криком:
— Сниматься, сниматься! Приказ от капитана снимать
«Торпеду» на Нью-Йоркский рейд. Завтра утром отплытие.
Биск остановил пробегавшего юношу и спросил его:
— Когда отдано приказание? Разве капитан на «Торпеде»?
— Капитана никто из нас не видит, – шепнул ему на ухо матросик, – а приказание отдается через штурмана.
И голубоглазый матросик опрометью бросился дальше.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
ОТПЛЫ
ИЕ
Т
«
ОРПЕДЫ»
Хороший денек для отплытия парохода, нечего сказать!
С утра полил дождь. Вода в Гудзоне поднялась на несколько вершков. Ночным ураганом вдребезги разбило все частновладельческие лодки, стоявшие у пристани.
И, наконец, утренние газеты отметили понижение цен на американскую пшеницу, одновременно упомянув еще о трех событиях: в овраге, возле Борневильского леса, найден совершенно обезображенный труп неизвестной женщины; секретарь покойного нотариуса Крафта бежал бесследно, обворовав кассу; гроб с телом Еремии Рокфеллера, назначенный ко вскрытию по ходатайству кормилицы покойного и его дальних родственников, прибывших из Европы, был внезапно украден из родовой часовни Рокфеллеров неизвестными злоумышленниками и, несмотря на все поиски, не разыскан. .
Доктор Лепсиус, прочитавший все это, бессильно уронил газету на колени и откинулся в полном изнеможении на спинку кресла. Он почувствовал прилив ненависти к человечеству. Он недоумевал, какие силы заставляют его жить и работать на пользу этого самого человечества..
Но спустя мгновение природный оптимизм доктора
Лепсиуса взял верх, и он повернул страницу газеты, надеясь отдохнуть душой на театральных, брачных, спортивных, биржевых и тому подобных увеселительных бюллетенях.
Как вдруг взор его упал на несколько строк, напечатанных курсивом. Вне себя от злобы Лепсиус прочитал следующее:
«Вчера, в семь часов вечера, в церкви сорока мучеников
состоялось бракосочетание девицы мисс Смоулль с мис-
тером Натаниэлем Эпидермом, мажордомом нашего
знаменитого рентгенолога Бентровато. Со стороны но-
вобрачной присутствовали родственники, г.г. Смоулль из
Миддльтоуна, со стороны жениха – сам доктор Бентро-
вато, одновременно прочитавший собравшейся вокруг него
густой толпе молодежи лекцию о рентгенизации младенца
во чреве матери с целью определения его пола».
Лепсиус вскочил, судорожно скомкав газету. Глаза его налились кровью. Он махнул рукой, сорвал с вешалки шляпу и кубарем скатился вниз с лестницы.
Доктор Лепсиус положительно задыхался. Не будь он доктором, он побежал бы сейчас к доктору, чтоб пустить себе кровь или по крайней мере получить какой-нибудь рецепт, написанный по-латыни, что, как известно, имеет свою хорошую сторону, наглядно доказывая серьезность затраченных вами денег.
Но и этого утешения он не мог себе доставить. И поэтому Лепсиус бежал со всех ног по улице, бежал от проклятого вероломства своей экономки, бежал куда глаза глядят, пока не выбежал прямехонько к Гудзону.
Дождь шел как из ведра. Газетчики и чистильщики сапог попрятались. Редкие пешеходы принадлежали к разряду людей, ходивших босиком. Туман клубился по улицам Нью-Йорка, стоял над Гудзоном, заволакивал всю набережную до такой степени, что Харвейский маяк опоясывал лентами прожектора весь кусок залива, а набережная расцветилась электричеством в двенадцать часов дня.
Лепсиус промок до нитки и не без удивления заметил, что вышел к рейду, где, залитая тысячью огней, стояла
«Торпеда», уже готовая к принятию пассажиров. Трап, однако же, еще не был спущен. Толпа, стоявшая под дождем, выражала все признаки страшного нетерпения.
— Они боятся демонстраций, – сказал кто-то возле
Лепсиуса ворчливым голосом, – как будто в наше время делают демонстрации!
— Еще как делают, – ответил другой, – ведь коммунисты посылают своего представителя в Совдепию. Смотри, его вышли провожать, ей-ей, не хуже, чем президента.
Тут только Лепсиус заметил необычайное стечение народа и огляделся внимательней.