Обгонять приходилось только тех, кто попал в беду, например врезался в скалу. Вот что со своего судна видел Мамин- Сибиряк под одним из бойцов: «Барка быстро погружалась одним концом в воду… Палуба отстала, из-под неё с грохотом и треском сыпался чугун, обезумевшие люди соскакивали с борта прямо в воду… Крики отчаянья тонувших людей перемешивались с воем реки».
Другим несчастьем была посадка на «огрудок» — на мель.
Например, при сплаве 1744 года воды в Чусовой не хватило, и барки шли полузагруженные, но горному инженеру Н. Клеопину, который плыл на караване, всё равно пришлось посылать ордера на спуск воды из прудов Ревдинского и Староуткинского заводов Акинфия Демидова. И тем не менее: «Пониже немного деревни Бабёнковой казённая коломенка остановилась у приверху острова на мели, и то от того, что с полверсты на мели ж стояла Демидова коломенка… Поручик Глазов рапортовал, что он видел в разных местах стоящих казённого каравана 5 коломенок на мелях, которым в снятии помогал…» Впрочем, обмеление грозило не только отдельным баркам с неудачливыми сплавщиками. Скажем, в 1861, 1866 и 1867 годах полностью обмелели сразу все караваны и потребовался вторичный спуск воды.
Сняться с огрудка можно было несколькими способами. Хорошо, если удавалось забросить снасть на другую барку или если на помощь приходила «косная» лодка: тогда пострадавшую барку стягивали буксиром. Но чаще бурлакам и сплавщику приходилось справляться своими силами.
Для снятия с мели барка всегда имела «неволи» — две доски, вытесанные из цельных брёвен. Они были около 10 м длиной и 8—10 см толщиной. Прицепленные за один конец к носовому пыжу, они всегда плыли вдоль бортов барки. Несколько бурлаков спрыгивали в воду и ставили неволи поперёк течения как запруды. Давление воды на барку увеличивалось, вода у запруд чуть поднималась, и барка снималась с мели. Но если неволи не помогали, то в воду лезли все. Бурлаки подсовывали под барку большие слеги («чегени» или «чегены») и, действуя ими как рычагами, чуть приподнимали барку, спихивая её на глубокое место.
Порою и это не помогало. Тогда можно было попробовать стащить барку воротом. На берегу вкапывали кол и продевали сквозь него рычаг («аншпуг»). Вращая кол и наматывая на ворот трос, привязанный к барке, барку стягивали с отмели. Но это был запрещённый способ, так как очень велик был травматизм — тросы лопались и увечили бурлаков. Оставался последний способ — «покупка воды». Гонца посылали на ближайший завод или пристань, чтобы там спустили воду из пруда и барка сплыла сама. 1 вершок воды в заводском пруду стоил 1000 рублей.
БОЙЦЫ УЗЕНЬКИЙ И МОСТОВОЙ
Эти бойцы стоят на левом берегу за 10 км до устья речки Илим. Боец Узенький не самостоятельная отдельная скала, а первый утёс гряды бойца Мостового. Высота его около 20 м. Перед ним на повороте русло реки сужается до 30 м, поэтому Узенький считался опасным бойцом и был огорожен заплавнями. На Чусовой у всех скал-бойцов имеется только один «бойцовый» выступ. Гряда Мостового — исключение, поэтому её и «располовинили» на два названия.
Другие утёсы бойца Мостового, кроме последнего, стоят в лесу. Последняя массивная скала имеет пирамидальную форму. На вершине её обнажена ровная плоскость пласта, наклонённая к реке, словно помост. «Мостами» в старину называли не только мосты, но и деревянные тротуары, и мостки у реки (причалы), и сходни с барок, и пол в сенях между зимней и летней клетями в избе, то есть всё, что вымощено, ровно застелено досками. Этот скос пласта и послужил причиной названия. В породах бойца Мостового встречаются окаменелости.
Аварии на сплаве были практически неизбежны. Можно представить, что по Чусовой с её частыми и крутыми поворотами на полной скорости и плотной, компактной группой несутся 300, 400 или даже 600 современных теплоходов на подводных крыльях типа «Ракеты» или «Метеора». Великое умение требовалось от сплавщика, чтобы провести плохо управляемую барку в таких условиях! Не случайно на Чусовой бытовала поговорка: «Выплывешь на Каму — помянешь тятю да маму».