Мессалина вдруг увидела себя во дворце Тиберия, на Палатине, одетой в пурпур, с самыми восхитительными драгоценностями на руках и ногах. Перед ней проходит приветствующий ее народ, вереницы поклонников, целующих ей колени. Ей достаточно произнести одно слово, чтобы приговорить человека к смерти или к славе…
— Подумай еще, — продолжал Симон, — Клавдий настолько слаб и безволен, что его супруга будет деспотически властвовать над ним. Он будет для нее не господином, но рабом, и она сможет вести такую жизнь, какую захочет, не обращая внимания на супруга, дело которого — давать ей деньги. Вспомни, как вольготно жила Эмилия Петина. Надо бы, чтоб она стала примером для твоей дочери, ведь если Клавдий в конце концов развелся с ней, то лишь потому, что она слишком явно испытывала его терпение и обманывала его без всякого удержу.
— Я всегда говорю, что изменять мужу надо тайно. Незачем похваляться этим перед первым встречным.
— Если Мессалина хорошенько усвоит твои благоразумные советы, она будет долго властвовать над душой Клавдия, а возможно, и над империей, и замужество не явится помехой для удовольствий, к коим законно будет стремиться ее сердце, — заверил Симон.
— Что ты об этом думаешь, милое мое дитя? — обратилась Лепида к Мессалине.
Несмотря на молодость и свойственный ее годам пыл, Мессалина умела обуздывать свои чувства. Мысль о том, чтобы заиметь мужа, который будет у нее в повиновении, но при этом сможет дать ей самое высокое положение в обществе, сразу прельстила ее. Сделавшись замужней и свободной, она с легкостью приберет к рукам Валерия Азиатика, который, похоже, смотрит на нее как на капризное дитя. Она представила себе, что, когда она выйдет замуж за Клавдия, Азиатик без памяти влюбится в нее, а она станет относиться к нему с презрением. Он будет плакать у ее ног, и она ущемит его гордость, прежде чем окажет ему кое-какие милости, которые сделают из него раба, покорного ее прихотям. Польщенная такими перспективами, она заявила, что не прочь выйти замуж за Клавдия, и добавила:
— Тем более что Симон видел мое будущее и мне все равно предстоит стать женой Клавдия, хочу я этого или нет.
— В самом деле, моя дорогая девочка, лучше с легким сердцем принимать неминуемые события, чем печалиться из-за них. Но скажи мне, Симон, откуда берется твоя уверенность, что Клавдий захочет жениться на девушке без приданого, да еще своей родственнице… с которой он и познакомиться-то никогда не стремился?
Лепида чувствовала некоторое озлобление и против Калигулы, и против Клавдия. Антоний и Октавия доводились предками всем троим, но это не побуждало ни того, ни другого проявлять интерес к своей родственнице и ее материальным трудностям. Вместе с тем идея выдать Мессалину за Клавдия неожиданно пленила ее настолько, что она даже посетовала на себя за то, что не додумалась до этого раньше. В императорской семье родственные браки заключались часто, и всем это нравилось. Пример подал Антоний, племянник Юлия Цезаря, женившись на Октавии, внучатой племяннице диктатора.
— На сей счет не беспокойся, — уверенно сказал Симон. — Если боги так решили, Клавдию трудно будет пойти против их воли. Предоставьте все мне, я стану их Меркурием и извещу Клавдия о том, какое будущее ему уготовано.
Он проводил обеих женщин, пропитавшихся благовонными парами, в триклиний и с удовлетворением обнаружил, что Клавдий еще не вернулся. Оставив их с гостями, он поспешил в комнату, куда Клавдия увела Елена и где тот все еще спал. Маг с силой тряс его, пока он не открыл глаза. Зевнув и громко рыгнув, Клавдий приподнялся на ложе.
— Что случилось? — проворчал он. — Титаны захватили землю?
— Клавдий, это боги, да, именно боги привели тебя сегодня в дом к твоему покорному рабу.
— Что ты мелешь? — проговорил удивленный Клавдий и принялся тереть глаза.
— Да, Клавдий, на меня снизошло озарение, и я увидел твое будущее.
— А! Ну и что там?
— Я видел ту, которая должна стать твоей новой супругой.
— Если только это, то дай мне еще поспать, я не намерен так скоро жениться.
— Ты изменишь свои планы, когда увидишь ее. Это очень красивая девушка, красивее, чем Елена, и совсем молоденькая.
— Ты и впрямь меня заинтриговал.
— Ты же знаешь, Клавдий, что никто из нас, даже император, не может противиться воле богов. А боги решили таким образом, что ты женишься на этой девушке, они мне это объявили.
— Ну, раз боги так этого хотят! — вздохнул Клавдий, который легко поддавался расслабленности и сладострастию. — Тогда скажи, кто она? Богатая хоть?