С точки зрения параллелей «последним временам» I века н. э. наш век не является чем-то уникальным. Его уникальность заключается в другом. Массовые движения, возглавляемые самозваными пророками и мессиями, с удручающей неотвратимостью трансформируются в средства исполнения этих самых «пророчеств». Как мы уже видели, современники Иисуса были убеждены, что конец света близок. И, действуя в соответствии с этими убеждениями, они неизбежно приближали конец света — если не конец мира in toto (в целом), то хотя бы конец своего собственного мира. Аналогичным образом апокалипсическая истерия, возникшая в начале XVI в., приблизила конец прежде единого католического мира. То же самое можно сказать и об оппозиционных движениях, кульминацией которых стали революции во Франции и России. Главное отличие нашей культуры от такого рода предшественников заключается в том, что мы обладаем реальной силой — в буквальном смысле этого слова, — чтобы помешать приблизить конец мировой цивилизации, конец света, причем — не просто в метафорическом смысле слова, не конец «света», ограниченного рамками того или иного региона или сообщества людей, а конец мира как некоего физического целого. Когда американский президент в своих выступлениях начинает упоминать Армагеддон, людям приходится воспринимать его слова всерьез. Разумеется, не потому, что президент обладает такой информацией, которой не располагает большинство из нас. Не потому, что он более всех нас посвящен в Божественные планы или намерения Провидения. И, конечно, не потому, что его специфические религиозные воззрения заслуживают предпочтения в очах Божьих. Нет и еще раз нет. Все обстоит куда проще. Мы все зависим от его благоразумия, ибо с технической точки зрения он имеет возможность устроить самый настоящий Армагеддон, возложив ответственность за него на Самого Бога.
Последние времена, или апокалипсис, способны функционировать в качестве мощного символа, затрагивающего самые глубокие струны человеческой души и обретающего поистине глобальный масштаб. Но такие символы, именно в силу исключительно мощной энергетики, заключенной в них, чаще всего используются элитами — небольшими группами, применяющими их для манипулирования и эксплуатации большинства. Более того, на всем протяжении истории человечества такие символы стремятся вырваться из-под власти тех, кто стремится держать их под контролем, и предаться безумству, превращаясь в то, что французский писатель Мишель Турнье определяет понятием «дьяволы». По словам Турнье, «дьявол» — это символ, который обрел самостоятельность, следуя собственному закону или принципу, этакий монстр, Франкенштейн, порабощающий — а то и уничтожающий — тех самых людей, которым он вроде бы служит. Символы могут быть весьма опасными, и, как говорит Турнье, те, кто согрешает посредством символов, часто подвергается карам со стороны тех же символов.
Именно в таком мрачном контексте следует рассматривать современные мессианские религии с их учением о последних временах. Это — тот самый контекст, который создан предшествующими двадцатью веками мессианских ожиданий, запутанных и так и не исполнившихся. Дело в том, что мессианские религии действуют по принципу актуализации и использования символов. Именно так действуют многие выдающиеся личности, группы и институты. Так же, разумеется, если мы правильно его понимаем, действует и некое тайное общество, занимающее столь видное место в нашей предыдущей книге, — Приорат Сиона.
Главный вопрос здесь, разумеется, заключается в том, какой именно смысл вкладывается в использование того или иного символа, что этим достигается, что утрачивается и ради чего все это делается. Каковы, к примеру, могут быть последствия появления прямых кровных потомков Иисуса или его родственников и как можно учитывать подобные последствия? Как использовались и функционировали уже в нашем веке другие принципы, связанные с «импортом» мощных символов? Чтобы иметь право и возможность судить об этом, необходимо рассмотреть взаимосвязи, сложившиеся на протяжении последних ста с лишним лет между поисками смысла, новыми религиозными импульсами, формированием новых ценностей и политической властью.